Не матом единым

Романов Сергей

Настя скинула тоненькие бретельки комбинации с плеч, обнажилась до пояса. Вот у неё грудь - как у самой настоящей фотомодели. Остренькая, первый размер, как на мраморной греческой статуе. Классическая грудь! Настя накрыла их ладонями, и они исчезли. Всхлипнула: прав он, прав. Русская женщина не может быть с маленькой грудью. Ну хотя бы третий размер!

Она потянулась за сумочкой, открыла её, достала вырезанное из газеты объявление, в котором врачи-специалисты научной клиники обещали всем желающим без особого труда подтянуть, увеличить и сделать правильную коррекцию груди. Подтягивать и корректировать ей ничего не надо. Только увеличить. На два размера. Она, правда,

слышала, что вставлять силиконы вредно. Ну и пусть. А она вставит. Вставит, наденет платье с огромным декольте и станет дефилировать около окон его квартиры. Он её, конечно, заметит. Обязательно заметит. Выйдет, пригласит к себе домой на чашечку кофе с коньяком. А она, Настя, не откажется. Он будет сидеть напротив и раздевать её глазами. Только глазами. А как только пересядет к ней поближе, возбужденно начнет дышать, положит руку на плечо, а другой потянется к декольте, она отбросит его трясущуюся от похоти и желания ладонь и скажет: "А фиг тебе..."

Именно так и скажет. А может быть даже резче. Потом поставит пустую чашку и уйдет. Пусть побегает...

2000 г.

СКОЛЬЗКО...

Скользко. Вчера было тепло, а сегодня подморозило. Машка выбирает протоптанную в снегу дорожку, не рискуя пробираться по покрытому льдом асфальту. Тем более надо спускаться под уклон. Чуть потеряешь бдительность и помчишься вниз протирать новенькие колготки. А ей все равно смешно и весело. Хотя и новенькие колготки жалко продырявить. Она, Машка, смахивает на пингвина. Расставив руки в стороны, переваливается с ноги на ногу, балансируя между скользкими местами и проталинами. Пешеходы тоже схожи с пингвинами. Вон мужик впереди. На голове каракулевый пирожок - сейчас в таких никто не ходит. И воротник пальто из каракуля. Наверное, генерал, думает Машка. Только генералам на шапки и воротники дают каракуль. В руках у "генерала" поклажа. В правой металлическая сетка, доверху наполненная куриными яйцами, в левой - целлофановая сумка. Через матовые стенки четко просматривается этикетка на бутылке с сибирской водкой. А ещё в сумке у мужика пакет молока и какие-то кульки. Можно подумать, что он свою "Сибирскую" водку станет запивать молоком. Мужик в каракуле тоже шагает осторожно, словно идет по канату. Привык, наверное, ездить на генеральской машине, а на своих двоих совсем разучился ходить. Так думает Машка и даже не скрывает своей улыбки, когда видит как "генерал", расставив в стороны руки с грузом, катится вниз по тропинке.

"Интересно, - старается про себя угадать Машка, - донесет он сегодня яйца до дома или все расквасит и останется без яичницы. Вот, сумку с бутылкой водки как бережно держит, а корзинка с яйцами летает вверх-вниз. Яйца ему, видимо, нисколько не жалко... Разобьет или не разобьет?

Машка загадывает желание: если "генерал" поскользнется и разобьет хоть одно яйцо, то она купит себе мороженое. Если дойдет до троллейбусной остановки, которая находится внизу склона, без падений, с сегодняшнего дня садится на диету.

"Генерал широко расставив ноги заскользил вниз. Вот-вот грохнется. Или всем своим генеральским весом налетит на идущего впереди пешехода. Машка даже напряглась и прищурилась, какой путь выберет "генерал": собьет с ног впереди идущего или...

Она, на секунду потеряв осторожность, поскользнулась, упала на коленки и, разгоняясь, покатилась вслед за мужиком в каракулевом воротнике и папахе. Врезалась со всего маху. Первым делом посмотрела на коленки - и на той и на другой ногах колготки были порваны.

Машка шмыгнула носом и подняла глаза. Перед ней на снегу сидел мужик в каракулевом воротнике. Растерянно оглядывался.

Он был молод и далеко не с генеральским лицом.

– Я вас не ушибла каблуками-то?
– спросила Машка, догадываясь, что мужик ищет свою каракулевую шапку.

– Ерунда!
– ответил он, даже не взглянув на нее. Подобрал со льда пакет.

Машка, забыв о порванный колготках, вспомнила о своей загадке. Так что садиться на диету или в кафе - есть мороженое.

– Я вам не в яйца въехала? Не разбились?

– Чего-о?
– впервые посмотрел на неё мужик.

– Как ваши яйца-то? Все целы?

– Вам-то какое дело до моих яиц!
– он стряхнул снег с колен, поднял беличью шапку и водрузил её на голову. В матовом целлофановом пакете лежали книги с красочными обложками.

– И, правда, мне до ваших... этих... никакого дела нет.

Она, все ещё сидя на коленях, смотрела вниз. "Генерал" в каракулевом воротнике и папахе с корзинкой и сумкой в руках благополучно съехал вниз и теперь дожидался троллейбуса.

Машка закрыла лицо руками и затряслась от смеха. "Боже мой, стараясь подавить в себе стыд и хохот, - думала она, - Я же совсем другие яйца имела в виду.

Она отняла ладони от глаз. Парень протягивал ей руку.

– Ну, поднимайтесь, поднимайтесь. Застудитесь.

– Машка дала себя поднять.

– Извините, я не ваши яйца имела в виду. То есть... Что я говорю...Я про куриные.
– Машкино лицо раскраснелось.

– Я понял. С куриными тоже все в порядке.
– Весело засмеялся парень и предложил, - Хотите зайдем в кафе?

2000 г.

ПРОИЗВОЛ

Всегда неунывающий Михаил Васильевич, а для кого просто дядя Миша, умер. Весть эту, совершенно неожиданную, в конструкторское бюро принес какой-то странный тип, источавший запах городской свалки.

– Савельев умер, - негромко прохрипел незнакомец в осеннем полупальто непонятного темного цвета и вязаной красной шапочке.

– Иди, иди откуда пришел, - грозно сказал типу начальник конструкторского бюро, старый товарищ дяди Миши Владилен Петрович.

Но тип ничуть не испугался и даже не шелохнулся, а, продолжая оставаться у порога, ещё раз прохрипел:

– Ваш Савельев Михаил Петрович скончался в два часа ночи в обезьяннике милицейского отделения номер 29.

Теперь уже саркастическая улыбка так и застыла на лице Владилена. Слова неприятного типа дышали истиной.

– Откуда тебе знать? Ты кто ему, племянник? И почему сюда пришел, а не сразу домой к Савельеву?

Тип небрежно осмотрел помещение конструкторского бюро и сделал несколько движений челюстями, будто сглатывал слюну.

– Я не знаю, где живет ваш Савельев. А вот дежурному по отделению при допросе он сообщал, что является ведущим конструктором и работает по этому адресу. Между прочим вашего конструктора задержали за нецензурную брань в общественном месте.

– Дядю Мишу? За брань?
– младший научный сотрудник Элочка Векшина сделала попытку рассмеяться.

У всех сотрудников бюро на лицах также отразилось неподдельное недоумение.

– За какую такую нецензурную брать?
– взял опять допрос в свои руки Владилен Петрович.

– Ругался матом. Бляха-муха говорил в метрополитене при всем честном народе.

Тип тяжело вобрал в себя воздух, как будто собирался нырять на большую глубину, затем вытянув губы трубочкой, долго выдыхал его в свежую проветренную комнату. Наконец он добился своего. Его усадили на стул, налили полстакана коньяку, Элочка протянула бутерброд со шпротами. Тип, казалось, понимал толк в хорошем коньяке и пил его мелкими глотками.