Не могу больше
Шрифт:
*
Она подходила к дверям Бейкер-стрит, обессиленная волнением. Покидая их с Джоном квартиру, Мэри дрожала от нервного возбуждения, с неестественной радостью предвкушая нелегкий разговор и гордясь своей неслыханной, граничащей с вызовом, смелостью. В такси воодушевление слегка поутихло, и сердце тоскливо подрагивало: а надо ли это всё? Шерлок, такой, каким она увидела его в ресторане, оставлял ей мало шансов на победу в задуманном состязании. Он был притягателен настолько, насколько это возможно. Даже она сама, со всеми её страхами и сомнениями,
Это напугало её ещё больше.
А их легкая перепалка с Джоном, их неожиданное, ранящее обоих противостояние окончательно убедили в том, что эти двое друг без друга не могут. Даже если и не осознают этого до конца. Пока ещё не осознают…
Но Мэри увидела всё. О, она-то хорошо знала, как могут гореть глаза одного мужчины при даже мимолетном взгляде на другого, чем бы они при этом ни занимались — играли в шахматы, сидя друг против друга в маленькой кухне домика, скрытого густыми ветвями сада, или пили в ресторане вино…
Миссис Хадсон удивленно всплеснула руками.
— Мэри? — Она растеряно оглянулась по сторонам. — А Джон? Он не приходит уже два дня…
Мэри ласково прижалась щекой к её теплой, мягкой щеке. — Ничего страшного, — заверила она женщину. — Джон очень занят, а мне необходимо пошептаться кое о чем с Шерлоком.
Неприкрытое удивление в глазах и немой вопрос «о чем?!» её не остановили.
Скорее, скорее, пока не передумала и не сбежала трусливо и малодушно. Ей понадобилась для этого добрая половина дня тревожных раздумий и бешено колотящегося сердца.
Каждая ступенька давалась с большим трудом — незнакомая, слишком крутая для её ослабевших ног вершина. Мэри не была в их квартире ни разу — это было табу. Даже тогда, когда только-только начиналась их счастливая жизнь, когда Джон принадлежал лишь ей, ей одной, а это покинутое им жилье ничего, кроме легкой грусти и сочувствия в Мэри не вызывало, даже тогда Джон просто осатанел от робкой просьбы показать свою бывшую комнату.
— Я сам там ни разу не был! — отрезал он и добавил уже не так возмущенно. — С тех самых пор…
Она не настаивала, хотя любопытство охватывало её всё настойчивее и сильнее. Мелькала мысль попросить добрейшую миссис Хадсон устроить ей небольшую экскурсию в это заветное и запретное место, но она так и не решилась. И если хорошенько подумать, какое ей, право, дело до всего того, что было в жизни её мужа до момента их знакомства и соединения.
Она перестала об этом думать.
Сейчас квартира, куда Джона так неудержимо тянуло, казалась ей пещерой Минотавра, загадочной, пленительной и опасной.
Хозяина квартиры она обнаружила в кухне — Шерлок варил себе кофе. Одиноко стоящая на столе
Правильно. Так и надо.
— Шерлок, вы украли моего мужа.
Она хотела произнести эту фразу весело и задорно, но оказавшись рядом с Шерлоком и мгновенно попав в магнетический плен его одиночества, выстонала её едва слышно и жалобно.
И это тоже было правильно…
Она горько заплакала, припав к его груди. Ей казалась, что она может проплакать всю оставшуюся жизнь, так много накопилось в сердце рыданий, искренних и горячих. Только бы не оттолкнул, только бы дал возможность вот так постоять и униженно поскулить, пропитав его белую, пахнущую чем-то пряным рубашку своей бедой — пусть знает, как ей сейчас плохо.
— Я не понимаю причины ваших слез… — Шерлок все-таки отстранился.
Слегка, едва заметно, но Мэри сразу почувствовала, как нежелательно ему столь интимное прикосновение, и оторвалась наконец от его груди, вытирая слезы и судорожно всхлипывая.
Шерлок не отводил от неё взгляда — пронзительного и проникающего прямо в душу. Он ей не доверял, сомнений у Мэри больше не оставалось. Она не понравилась ему уже тогда, в ресторане.
Ну и что! Она тоже, мягко говоря, не пылает к нему любовью.
У неё есть цель, и цель это поможет ей выдержать всё что угодно — даже если сейчас этот оторопевший мужчина брезгливо смахнет со своей рубашки следы её отчаяния, она сделает вид, что этого не заметила, и прильнет к нему снова.
Потому что так надо.
— Мэри, что с вами? Джон вас чем-то обидел?
Господи, к чему эти странные фразы? Ведь ясно же, по тону произносимого им вопроса ясно, что именно он сейчас думает.
Джон никогда и никого не может обидеть. Он самый прекрасный, самый порядочный, самый идеальный, самый… самый…
Да, самый. И он мой!
— Я не знаю, Шерлок. Может быть, меня обидели вы?
— Я? Но чем?
Конечно же, он догадался. Горечь его вопроса так очевидна.
Тем, что остался жив? Тем, что Джону хочется находиться рядом со мною больше, чем рядом с тобой?
— Он… любит вас. Всегда любил.
Боже, что стало с его аристократичной бледностью? Вспыхнул, как обыкновенный плебей — сочно, предательски откровенно. Разучились держать себя в руках, мистер Шерлок Холмс?
— Но… Что в этом удивительного, не понимаю. Я тоже его люблю. Мы друзья.
Побольше, побольше горечи. Сегодня её должно быть так много, чтобы ею пропиталось всё вокруг: эти стены, эта тоскующая без привычных прикосновений мебель и эта его рубашка, такая тонкая и нежная на ощупь.
— Друзья… Он выбрал вас своей половинкой, Шерлок. А я не могу без него жить.
— Половинкой?
Кажется, он изумлен совершенно искренне. Хм…
— Что за чушь вы несёте, Мэри? В чём пытаетесь меня убедить?
— Вы поняли меня.
Добавить усталости голосу, изломанности — жестам, и тоски — взгляду.