Не могу его оставить
Шрифт:
— Жаль, что всё так глупо обернулось, — Мартин вздохнул, — я не тот на кого стоило строить планы. Давай извиним друг друга, обнимемся и я побежал.
Женя приблизилась к Мартину неохотно. Неловко ткнулась носом в его плечо и почувствовала, что он дрожит.
— Ты чего?
Она осторожно провела рукой по его влажной груди.
— Не знаю. Ещё с утра неважно себя чувствую.
Женя почувствовала, что Мартин обнимает её за талию. На мгновение прижался щекой к её макушке. Потом подхватил ладонь и торопливо поцеловал пальцы.
— Не сердись на меня. Ладно? Так будет лучше. Надеюсь, что у тебя всё будет хорошо.
Ещё
— Ты же ничего не знаешь.
— И не надо. Ни к чему.
Жене хотелось заорать " Не уходи», но язык предательски прилип к гортани. Она чувствовала, как Мартин прижался к ней всем телом и торопливо гладит голову, спину, плечи. Женя прижималась к его груди не в состоянии расцепить руки.
— Всё мне надо бежать.
Мартин выпустил Женю из своих объятий.
— Знаешь, я запал на тебя в первый миг, едва увидел, — неожиданно признался он.
Женя удивлённо распахнула глаза, но Мартин не был бы самим собой если б не дополнил это корявое признание замечательно-пошлой фразой:
— Прикинь эта мысль засела у меня в зал*пе и не отпускает до сих пор. Если хочешь на прощание можешь пообщаться с моим коротким другом ещё раз.
— Убирайся, — Женя стиснула зубы, чувствуя, что от такого перескока эмоций можно запросто заработать инсульт, — или сейчас в твою голову полетит эта ваза.
— Спасибо дорогая. Мне тоже иногда хочется кого-нибудь убить.
— Мне кажется твою проблему может решить психиатр, — еле сдерживаясь, прошипела Женя.
— Не интересно, — вздохнул Мартин, — психиатров я уже убивал.
В тот момент, когда он закрыл за собой дверь, о косяк ударилась тяжёлая керамическая ваза и разлетелась на множество кусков.
К сцене Мартин прибежал в таком разобранном состоянии, что несколько секунд не мог сообразить, что техник ему протягивает гитару, а другой работник сцены готовится прикреплять радиопередатчик.
— Ты, где шляешься, — зашипел Ольгерд, — совсем ох*ел. До сцены семь минут осталось.
— Ты лучше спроси зачем люди влюбляются друг в друга? — хихикнул Тонька.
— Ну, им, видимо, мало тех проблем, что уже есть, — огрызнулся Ольги, — гитару поправь, урод.
Мартин машинально подтянул ремень и осторожно выглянул за кулисы. Перед сценой колыхалось целое море людей и он внезапно почувствовал дурноту. Такое масштабное выступление в его карьере было первым и Мартин невольно поёжился.
Первым на сцену выбежал Тонька, ловко запрыгнул за свою барабанную установку и разразился оглушительной дробью. Зал одобрительно загудел. Следом вышли Эрик и Ольгерд. Их появление подхватили одобрительным гулом. В конце концов, не такие уж они неизвестные. Столько лет по маленьким клубам и сценам. Количество поклонников набирается постепенно. Первый ряд буквально беснуется. Это самые преданные, самые давние фанаты. Они знают каждую песню наизусть, а сегодня ещё будет сюрприз. Они представят публике пару песен с новой пластинки.
Мартин выкатился на сцену последним, приветственно вскинув руки и едва не оглох от грохота толпы. Вот это его жизнь. Его хлеб и воздух. Музыка и признание. Обожание и имидж бунтаря. Он ударил по струнам, извлекая пронзительно острый, жалобный и одновременно грозный звук. Песня посвященная Жене. Интересно, смотрит ли она концерт? Догадается, что эту песню он написал для
Мартин машинально огляделся, пытаясь высмотреть в толпе знакомое лицо, вместо этого поймал грозный взгляд Ольгерда (чек-лист начинался с другой песни) и снова ощутил приступ всепоглощающей слабости. В какой-то миг Мартину стало так нехорошо, что толпа перед глазами поплыла, как-то странно перевернулась и он едва не рухнул на пол. Ольгерд из-под тишка показал ему кулак. Мартин подобрался и вылетел на авансцену, зарубая бесшабашную и пронзительную мелодию.
Первую часть выступления он отыграл на автомате. Руки повторяли партию, отточенную до полного автоматизма. Иногда он лажал, пропускал ноты, играл не теми движениями и всё смотрел и смотрел в толпу. Бушующее море людей почему-то дрожало и расплывалось. Огромный банер, что висел возле будки звукооператоров плаксиво морщился. Буквы расплывались. Возможно начинался дождь, а может быть, это были слезы…
Наконец, наступил минутный перерыв. Пока Эрик и Ольгерд соревновались в гитарной дуэли, выпендриваясь друг перед другом с двумя Гибсонами, Мартин поспешно скрылся за кулисами и прижался лбом к какой-то металлической конструкции. С него лил пот. Ноги дрожали. Слабость была такая, что он едва не падал. Кто-то догадался подсунуть стул. Дурнота накатывала волнами и Мартин который болел редко, догадался, что у него невъ*бическая температура. Если бы Женя была сейчас рядом ему было бы легче. Просто была бы рядом. Может быть прикоснулась прохладной рукой ко лбу. Прошептала бы, что-то ободряющее. Но её не было. Мартин чувствовал, что ещё немного и он заревёт, как дурачок. То ли от досады, то ли ещё от чего-то.
Его подтолкнули к сцене. Мартин встал словно зомби, не чувствуя под собой пола. До сцены было несколько шагов, но этот отрезок пути показался Мартину бесконечно долгим. Ему казалось, что его ноги ныряют в вату и он проваливается с каждым шагом всё глубже и глубже. Не смотря на дурноту он чувствовал, что надо идти. Что он не может этого не сделать. Его ждут. Он нужен этим людям. И никому не интересно, что он сгорает от температуры, что ему плохо, что он только что сотворил самую большую ху*ню в своей жизни. Мартину очень хотелось плюнуть на всю эту сумасшедшую толпу, на их бешеные крики, на сердитые взгляды одногруппников. Просто забить х*й. Развернуться, рухнуть за кулисами на пол и погрузится в мутное и горячее небытиё. Но он снова вышел на сцену и в тот момент, когда ударил по струнам, почувствовал, что становится легче. Музыка оттягивала дурноту на себя. Он сосредоточился на игре, что бы не натворить тех косяков, которые допустил в первой части и ему действительно стало, как-то необычайно хорошо. Мартину даже казалось, что он взмыл над толпой и парит на волне музыки, упиваясь собственной игрой.
Окончание выступления Мартин потом так и не вспомнил. Едва отгремели последние аккорды и им позволили уйти со сцены, он рухнул без чувств. Так эпично, не по рок-н-ролльному просто повалился на руки Тоньки и Ольгерда. Хорошо друзья успели подхватить, когда Мартин словно мешок рухнул вниз. Было, что-то мутное, неясное, в полу-бреду. Он улыбался Жене и одновременно корил себя за дурную игру в первой части. Он уже сожалел, что концерт прошёл коряво и выступление в первую очередь запомнится его феерической лажей. Ещё, что-то невнятное связанное с организаторами и встревоженный возглас Тоньки: