Не могу забыть
Шрифт:
– Ну, если ты так считаешь, то…
– Конечно, считаю.
– Быстро посмотрев на бесстрастное лицо молчавшего Брета, она про-должила: - Когда мы свернули с шоссе, Рик заговорил о медовом месяце. Он предложил добавить к нему две недели и после Гавайев слетать в Японию.
Но в ответ ты вдруг выпалила: “Рик, это ни к чему! Я не могу выйти за тебя. Прости, но все это было ужасной ошибкой. Я много раз пыталась сказать тебе об этом, но ты говорил, что это все предсвадебная лихорадка. А лихорадка тут ни при чем…”
Мона
– Тогда он понял, что ты говоришь серьезно, и страшно разозлился. Мне стало неловко. Я пожалела, что поехала с вами. Тут он вспомнил, что вы не одни, и крикнул: “Останови машину! На ходу разговаривать невозможно!”
Ты съехала с дороги и остановилась под деревьями. Потом вы вышли, и он потащил тебя прочь.
Хотя до вас было довольно далеко, я слышала, что вы спорили. Ты плакала, а Рик был готов рвать и метать. Я видела, как ты сняла кольцо и протянула ему. Он не хотел его брать. Тогда ты бросила кольцо к его ногам и ушла. Рик побледнел как смерть, поднял кольцо и положил его в карман своего пиджака…
– Так я все-таки вернула ему кольцо!..
– прошептала Мона.
Не тратя времени на ответ, Ивлин торопливо продолжила:
– Ты подошла к машине, но в это время подбежал взбешенный Рик, оттолкнул тебя и сам сел за руль…
Мона побледнела как мел и беспомощно всхлипнула.
– Едва ты успела сесть на пассажирское сиденье и закрыть дверь, как он сорвался с места. Он был не в своем уме. Ему вообще нельзя было садиться за руль. Никто из вас не застегнул ремня безопасности. Я не успела и слова сказать, как мы очутились у поворота на пустошь Нэрн. Он ехал слишком быстро и пропустил его. Мы со страшной силой врезались в дерево, перевернулись и по насыпи сползли в поле.
Машина разбилась вдребезги. От передней части почти ничего не осталось; задняя пострадала меньше. Было удивительно много шума: скрежет металла, звон стекла, свист пара…
Я ощутила запах бензина и испугалась, что начнется пожар. Хотя я была в шоке, но все же ухитрилась расстегнуть ремень. Однако двери заклинило, и я не смогла выбраться. Сначала я ударилась в панику, но потом взяла себя в руки. Слава Богу, мимо проезжала машина и водитель помог мне выбраться. Он же, добравшись до своей виллы, вызвал “скорую”. Потом я попыталась помочь вам с Риком. Ты лежала выгнувшись, и на лице у тебя была кровь. Сначала мне показалось, что ты умерла, но потом я с трудом нащупала пульс.
Рик был в сознании, но его зажало, и он не мог двигаться. Я спросила, что я могу для него сделать. Он хрипло сказал: “Пошарь у меня в кармане… Кольцо… Надень его Моне на палец. Она не может бросить меня. Я не позволю”.
Сначала я подумала, что он не в себе, но тут он заплакал и начал просить: “Пожалуйста, Сие, пожалуйста… Сделай это для меня”.
Ивлин резко прервалась. Ее глаза
– Сие… Сестренка… Он не называл меня так много лет.
Мона, глаза которой подозрительно блестели, потянулась к руке Ивлин и крепко сжала ее. Справившись со слезами, Ивлин сказала:
– Пожалуйста, не жалей меня. Я этого не заслуживаю… - А затем, видимо решив во что бы то ни стало закончить рассказ, продолжила: - Я сумела найти кольцо и надеть его тебе на палец. К тому времени у Рика начались сильные боли. Его лицо покрыла испарина, и он стал стонать. Я держала его за руку. Потом он прошептал: “И еще одно… Когда приедет полиция, не говори им, что за рулем был я”.
За шесть месяцев до того его едва не осудили за опасную езду. Вот почему он всюду ездил в лимузине с шофером. Я пробормотала: “Полиция все равно узнает. Когда Мона придет в себя, она скажет правду”.
Рик начал меня уговаривать: “Если ты попросишь ее об этом, она ничего не скажет. Пообещай, что попросишь ее. А полиция не станет разбираться. Ведь никто другой не пострадал”.
Я пообещала. Но ни о чем просить не пришлось. Когда ты очнулась, то была убеждена, что вела машину сама.
Прости меня. Прости за все. Я должна была сказать тебе правду… Но Рик вцепился в тебя мертвой хваткой, а мне не хотелось его огорчать. Ты выглядела несчастной, но держалась молодцом. И тут я сказала себе: Мона взрослая женщина, а не ребенок. Если она захочет, то уйдет от Рика сама.
Однако в глубине души я знала, что тебя удерживает здесь только чувство вины. Прости меня.
– Ее светло-голубые глаза снова наполнились влагой.
Мона, сидевшая неподвижно как статуя и молча смотревшая на Ивлин, быстро сказала:
– Пожалуйста, не расстраивайся… хотя бы ради ребенка.
Ивлин сделала героическую попытку сдержаться.
– Жаль, что я не рассказала тебе об этом раньше.
– Не понимаю, почему ты решила все рассказать сейчас, - произнесла Мона.
– Мне давно хотелось сделать это. Я была счастлива сама и не хотела, чтобы кто-то рядом был несчастлив. Но каждый раз я вспоминала о Рике, и у меня не хватало смелости открыть рот. А сегодня утром приехал Брет. Рассказал о том, что он сделал, и добавил, что не позволит тебе вернуться к Рику, пока, как он выразился, “дверь клетки не откроется”.
Он застал меня врасплох, и сначала я решила молчать как скала. Но вскоре выяснилось, что Брет ждал чего-то подобного. В конце концов он заставил меня выложить правду. Он выглядел таким грозным, что я не посмела… - Ивлин закусила губу и добавила: - На самом деле я ужасная трусиха. Если Рик узнает, что я предала его…
– Если узнает, то не от меня, - поклялась
Мона.
– Спасибо… - Ивлин снова чуть не разрыдалась.
Потом наступило долгое молчание. Наконец Ивлин справилась с собой и спросила: