(не) Мой Боно
Шрифт:
Я съеживаюсь в комок, когда он грубо хватает меня за руку, рывком поднимая с земли, и тащит к машине. На этот раз впихивает меня на переднее сиденье, пристегивая ремнем безопасности. Сам же торопливо занимает место водителя и, даже не смотря на меня, быстро начинает уезжать с территории автосервиса.
В боковом зеркале видны две черные машины, следующие за Боно. Я откидываюсь в кресле, понимая, что бежать смысла нет. Всё равно поймают. Позади остались друзья, отец, раненый Сава и вся прошлая жизнь.
Челюсть адски болит и заставляет постанывать. Это единственное, подтверждающее, что я всё еще жива. Внутри же всё словно замерло, умерло. Не так просто свыкнуться с мыслью, что ты не принадлежишь сама себе, и средь бела дня тебя могут с легкостью избить и похитить. И к тому, что человек, которого ты сильно любила, причастен к случившемуся.
— Ну-ка, — Боно слышит мои стоны и, не отрываясь от дороги, хватает за подбородок, поворачивая больной стороной к себе. Внимательно рассмотрев щеку, он убирает руку и цедит:
— Килограмм тоналки намазала на лицо или больше?
— Центнер, — снова хватаюсь за лицо ладонью.
— Плохо. Ни хрена не вижу, что у тебя там. Надеюсь, челюсть он тебе не сломал.
— Меня убьют, да? — задаю вопрос, который на текущий момент волнует больше всего.
Боно косится в мою сторону, останавливаясь напротив черных железных ворот, но ничего не отвечает. Я вижу в его руках пульт. Автомобиль неторопливо заезжает на территорию.
Вот и приехали, Ника, к Хмурому в лапы. В начало твоей новой жизни.
Глава 8
Теперь я понимаю, почему Хмурого так прозвали. Это тот случай, когда фамилия полностью подходит своему обладателю. Человек, которого боится весь город, оказался ровесником моего отца: возрастом около сорока пяти, брюнет с яркими зелеными глазами, густой бородой черного цвета, широкими бровями, которые он постоянно хмурит, и мимической морщиной, проступившей на лбу. Сначала кажется, что он недоволен, а потом понимаешь, что выражение лица не меняется от его состояния. Сейчас мужчина вроде бы даже в хорошем расположении духа, но лицо — хмурнее тучи.
Несмотря на теплую погоду, на нем синяя рубашка с длинными рукавами и джинсы. Видимо, в таком прикиде всё-таки жарковато, потому что верхние пуговицы расстегнуты и открывают волосатую грудь.
— Хороший товар ты мне привез, Ром, — одобрительно кивает головой Хмурый, рассматривая меня со всех сторон и вынуждая поморщиться. Этот отморозок смотрит на меня не как на человека, а как на вещь. И сейчас я сижу в каком-то офисном помещении на стуле, куда меня посадил Боно, и жду своего ценника и судьбу.
Биг Босс рассматривает
— Что ее папаша говорит? — Хмурый хватает меня за челюсть, вынуждая взвизгнуть от боли. Мужчина сразу убирает руку и вопросительно смотрит на Боно.
— Серега, — беспристрастно отвечает Рома.
— Ты его не убил там? — ухмыляется Хмурый. Удивительно. Губы расплываются в улыбке, а лицо всё такое же суровое.
Задав риторический вопрос Боно, он обращается уже ко мне, как бы поясняя:
— У нас Роман не любит, когда в его присутствии трогают девушек. Мои ребята не все джентльмены и часто получают от него. Так что прошу извинить Серегу, он горячий, но сотрудник хороший. Наказывать его Боно будет. Хотя, думаю, он уже это сделал.
Я никак не комментирую ответ, да и мои речи никому тут не интересны.
— Звони ее папаше, — приказывает Хмурый, и в комнате раздаются гудки на громкой связи.
Отец долго не берет трубку, но уже когда все отчаялись услышать ответ, еле слышное «Алло» заставляет вздрогнуть. Даже по телефону чувствуется, как папа боится.
Говори, как мы договаривались. Не бойся за меня, не путай наши планы…
— Фрязин, приветствую тебя! — начинает говорить Хмурый. — У меня тут твоя дочь, ты же в курсе?
— Да, я знаю…
— Это хорошо, что знаешь. Значит, ты мне сейчас назовешь дату, когда денежку привезешь?
В трубке тишина.
— Миша, не молчи! У меня нихиофобия развивается, когда так тихо.
— У меня нет, этих самых, денег.
— Как это, Миша? — картинно охает Хмурый. — И что же нам теперь делать?
— Ну, твои люди сказали, что можно Нику, того самого, за долги отдать…
В этот момент моё сердце пропускает очередной удар, становится дурно. Хмурый косится на меня, снова задерживая взгляд на моих глазах. Почему-то они вызывают у него особый интерес.
— Миша, ты в курсе, что ей придется всю молодость работать на меня, пока ты с долгами рассчитаешься?
— Куда деваться.… Пусть работает. Я ее восемнадцать лет воспитывал, пусть теперь и она поможет мне.
— Я услышал тебя, — Хмурый показывает, что звонок можно сбрасывать, и, тяжело вздохнув, уже смотрит на меня:
— Девочка моя. Ты всё слышала. Теперь ты являешься моим сотрудником.
— И что я буду делать? — не узнаю свой голос, он хрипит, словно я не молодая девушка, а мужик со стажем курения лет в пятьдесят.
— Работать, рыбка, работать, — ухмыляется и обращается к Боно: