(не) Мой Боно
Шрифт:
Волков на протяжении всего этого времени жил у меня. Я была очень удивлена, когда вечером он появился на пороге моей квартиры и попросился переночевать. Уверена, ему было где остановиться, просто он хотел провести больше времени со мной. Нам многое нужно было обсудить.
На этот раз он не стал убегать от разговора про мою маму.
— Ты — точная копия своей матери, — заявил Назар, с интересом разглядывая меня своими изумрудными глазами. Смотря в них, в голове постоянно мелькала мысль: как я раньше не увидела в нем свое отражение? Зачем прицепилась к этому Хмурому?
— Я и на тебя похожа,
— Принципиальностью-то и привычкой вгонять людей в ступор? — усмехнулся отец. — Я не знаю, хорошо это, или плохо, но сочувствую Боно.
— Почему это?
— Я не могу радоваться человеку, чьим тестем являюсь я. Ты понимаешь, о чем я, Доминика? — он подмигивает мне и криво усмехается, в своем привычном стиле из-за паралича, — но если возвращаться к твоей матери, то я хотел разводиться. Я сильно любил Еву и все годы помнил о ней.
— А почему не попытался вернуть?
— Она сказала, что ждет ребенка от Вани и я ей не нужен. Навязываться из-за своей гордости не мог. Да и заставлять женщину быть со мной насильно — тоже так себе идея. Так мы и разошлись.
— То есть, ты тогда не знал, что я твоя дочь? Когда увидел меня в первый раз.
— Не знал. Я не знал, что Игорь, это твой сын. Боно имеет привычку — недоговаривать. Только потом, когда ты сказала, что кулон подарил твой отец, понял.
Точно. Кулон. Вспомнив, что мне сказал Хмурый, достаю из-под футболки медальон и снимаю его с шеи, протягивая Волкову.
— Мне Хмурый сказал, что он открывается. Покажи, как.
Назар взял кулон, вертя его в руках. Задумчиво разглядывал, будто погружаясь в свое прошлое, но быстро вернулся в реальность и взял себя в руки. Слишком торопливо раскрыл медальон и протянул его мне.
— Еве от волчонка? — растерянно смотрю и не могу скрыть улыбку.
— Я тогда был очень молод и твоя мать меня так называла, — недовольно пробурчал Назар, — я бы не хотел заострять на этом внимание.
Волков пытался меня уговорить на разговор с отчимом. Я отказывалась, но слушать меня никто не собирался. Пора уже привыкать, что Назар Волков ставит перед фактом, а не спрашивает разрешение или мнение. В один из дней раздался звонок в дверь и на пороге стоял он — Михаил Фрязин. Человек, который разлучил меня с сыном.
— Привет, — бурчу, злобно осматривая когда-то бывшего родным мужчину.
— Привет, — неуверенно протягивает отчим, — можно пройти?
— Проходи, я как раз только чайник поставила, — пропускаю его внутрь, про себя радуясь, что Игорь в садике, — только у меня очень мало времени. Мне нужно в очередной раз сходить в отделение и попытать удачи в свидании с отцом своего сына, — Я намеренно выделила слово «своего сына», чтобы показать, что всё знаю и вряд ли прощу.
— Я не займу много времени, — отчим сел на стул на кухне, пряча от меня глаза, — Назар мне звонил и рассказал всё. Я так виноват перед тобой, дочка.
— Это не имеет никакого значения. Ты поступил, как последний… — не могу подобрать слов и отворачиваюсь от него к чайнику, нервно разливая кипяток по стаканам. Мне сложно держать себя в руках, чтобы не высказать всё, что думаю об этом человеке.
— Знаю, — согласился
— Что ребенка усыновили, — заканчиваю я, — мне это уже известно. Это всё не имеет никакого значения. Ты видел, как я четыре года хожу на кладбище и молчал. Ты отнял у меня самое дорогое. Ты права не имел со мной так поступать. Я верила тебе, а ты…, — я махнула рукой.
— Мне бы хотелось продолжить с тобой общаться. Знаю, сложно простить, — пробормотал отчим, — возможно, не сразу, но ты сможешь. Я приехал просто попросить прощения.
С этими словами мужчина упал передо мной на колени, подползая ближе и обнял руками мои ноги. Я растерялась.
— Ника, дочка. Прости! Если есть хотя бы один шанс, чтобы ты меня простила, я воспользуюсь им. Каждый день я смотрел в твои глаза и собирался силами, чтобы признаться, но боялся, что ты меня отвергнешь. Каждый день откладывал этот момент, хотя точка невозврата уже давно пройдена. Прости. Я сильно раскаиваюсь и не было ни дня, чтобы я не думал о внуке.
— Встань с колен, я не люблю это. Знаешь же, — отстраняюсь от мужчины, — твоего внука зовут Игорь. В честь деда. Он очень замечательный, жизнерадостный ребенок. Очень похож на меня и на своего отца. Жаль, что благодаря тебе, я пропустила все трогательные моменты: как он сделал первый шаг, сказал первое слово. Но уверена, что смогу заполнить пробелы, ведь больше нас никто не разлучит.
— Я понимаю твою боль и злость, — отчим отстранился от меня и встал с колен, — но я надеюсь, что ты мне когда-нибудь позвонишь.
— Позвоню, но пока я не готова с тобой общаться, — признаюсь и киваю на чай, — пей, а то остынет.
— Да, я пожалуй, пойду, дочка, — грустно улыбнулся мне мужчина, — ты знаешь мой адрес и телефон. Пашка с радостью с тобой пообщается. Приезжай. Наш дом всегда открыт для тебя и Игоря. И твоего Боно. Уверен, мы с ним когда-нибудь познакомимся.
Отчим ушел, а я еще долго сидела на кухне, прежде чем разрыдаться и смахнула со стола два стакана с остывшим чаем. Напиток расплескался по скатерти и кафелю, но я не реагировала. Больно, но пока я не могу простить Фрязина. Пока у меня болит, шанса на прощение у него нет. Мне нужно это пережить.
Встаю, чтобы привести кухню в порядок, но мне это сделать не дает звонок в дверь. Решив, что это отчим вернулся, чтобы добавить что-то еще, иду в коридор и не смотря в глазок, открываю дверь, готовясь высказать всё, что думаю.
— Что-то забыл? — грубо заявляю и отшатываюсь назад, когда вижу растерявшегося от такого «теплого» приема Боно. В его руках букет с кремовыми розами, моими любимыми.
— Моя оригинальность вышла покурить, — усмехнулся он, — я ожидал немного другого приветствия, но ладно. И так сойдет, — протягивая мне букет, Рома нагло протискивается в квартиру и прислушивается, — Игорь в садике?