Не на месте
Шрифт:
На нас висла подцепленная по дороге шалая бабенка. Болтовня ее поднадоела, посему я заказал стопочку наливки, влил в тетю и спихнул ее на колени к Громопёру. Тот был в печали: стерва Тайса (ну та шлюшка-затейница, что ему нравилась) куда-то исчезла, не иначе загуляла с приезжим толстосумом.
В распивочную стекались гуляющие. Дылда углядел знакомых и пошел к ним. Гром отрешенно перебирал выпуклости на предложенном теле, точно слепой музыкант струны, и вздыхал. Ватрушка сосал вино и хихикал: "Виноградник!"
Все уже притомились,
Не помогла даже верная Кайра Кобылка. О, мы с ней друзья! Называет меня "жантильным кавалером" - я же и научил. У нее теперь все клиенты либо "кавалеры", либо "обмудки", и вторые, ясно дело, преобладают. С Кобылкой - без изысков, зато добротно. Как любимцу, мне еще и вольности позволительны: пожмакаться, поцеловаться всласть, как я люблю, потрепаться... Откатались на славу, до приятной истомы, я даже вздремнул чуток, а проснулся - все то же шкрябанье в душе. "Ты сегодня сам не свой, малыш, - заметила Кобылка.
– Словно потерял что важное". Мудрейшая женщина, хоть и шлюха...
Через стол от нас сидели рийские матросы, но настроения общаться не было.
– О чем они говорят хоть?
– приставал Ватрушка.
– Колбасу нашу ругают.
– А чем ихняя-то лучше?
– Они кровяную предпочитают, - буркнул я, морщась.
Из пятерых рийцев трое были в красном, и взгляд невольно цеплялся за эти цветовые пятна. Как же они обожают цвет крови! Алый и золотой - цвета их штандарта. Сколько раз они мелькали в моих снах - в тех, где бились на мосту люди и падали, падали в воду, крася ее в тот же цвет... Кровь и золото. Символ, ценность, мерило всего. Лучшая жертва Умму Воителю...
Я встретился глазами с одним из рийцев и поспешно уткнулся в кружку с монастырским, но и тут мерещилось густое, кроваво-красное...
Рийцы - наши друзья и союзники. К тому же по суше им сюда ходу нет: нас разделяют горы Илард. А с моря наш, например, город взять не так просто - пытались уж всякие, бывало. И все же...
Где-то стороной, далеко-далеко жужжали разговоры, пел негромкий тенор, кряхтел Гром, гудело Ватрушкино:
– ...и чего тебя заклинило? Та же Сайя Цветочек ничуть не хуже...
А еще дальше шелестело по-рийски:
– ...этот рыжий урод тебе всю спину просверлил. Не нравится мне это дело...
Но я был вне. Маетная тревога не отпускала. Я не мог объяснить, я просто чуял его - запах скорой беды...
Кажется, я встал. Было четкое ощущение, что надо идти, что-то сделать... Тут я и пропустил самое главное: началась драка.
– Разложи-илось тут хамло всякое!
– Пшол вон!
– Да я те!..
Сонный кабачок мигом взорвался. Что-то загремело, в нашу сторону спиной вперед полетел расхристанный детина, следом деревянное блюдо, какие-то объедки, скамейка... Оживившийся Громик подбирал все это и швырял обратно.
Я двинулся вперед, беспомощно озираясь. В этой людской мешанине словно оборвалась та ниточка,
Хотел окликнуть его, но тут что-то ударило под колени.
Падаю, кувырнувшись, вскакиваю, отвешиваю смаху одному, другого бью локтем, не глядя. Бездарная драка, все на всех.
Кто-то наваливается на спину. Принимаю резко вбок, чуть поддергиваю и шмякаю его себе под ноги, добавляю сапогом в живот.
Вижу Ватрушку с расквашенным носом, и как Громик месит людей. Всё как всегда... Но драться не хочется. Вообще никакого куража. Лишь сосущая пустота в груди...
Ныряю под чей-то кулак, бью кого-то сам...
И тебе тоже? Да на!
Удар. Блок. В сторону.
И тебе? Да...
А, вот он опять! И горло сжимает ужасом, и я вдруг начинаю истошно орать, звать - только бы обернулся, только бы... Обернулся. Рванулся. И я бросаюсь навстречу.
У него другое, чужое, неправильное лицо. Но я... знаю его, это...
Тр-рах! Искры из глаз.
Темно.
Йар Проклятый
Ох, и охота же жрать! Столько попадалось домов этих с картинками вроде кувшинов да жареных поросят, а теперь и не видать ни одной. Едой-то отовсюду несет, но больше - пьяными, отхожим местом, помоями... И люди-то все порасползлись. Слыхать только брань издаля да окрики злые. Заборы, заборы. Не туда куда-то забрел...
Выхожу где посветлее.
О! Вот и вывеска - три бочонка на цепи, ровно бусы. Песню слышно. И запахи! Дымком, колбаской жареной, жарким, кулешом, лепешками, вкусным теплом...
Подбираю слюни, вхожу
Комната длинная, с цельную общинную избу. Столов десяток, светло. Да народу немного пока, хорошо. Сажусь тишком, к двери поближе, достаю из торбы ножик (и как давеча о нем позабыл?), нитку поддеваю. Выйдет хозяин, спрошу себе пива... а можа, и вина. Чего ж? Деньги-то есть. А еще - мяса. Хочу и всё, с Восшествия мясца не нюхал... Да где ж хозяин? Уж брюхо к спине прилипло...
Подымаюсь. Глядь: скоморохи мои сидят! Вот как раз деньги-то отдать за представленье. И актер мой тут. Да грустный. Прочие смеются, поют, целуются, а он знай одну за одной запрокидывает...
– Чем могу?
– а вот и хозяин.
– Здравствуй, уважаемый. Мне бы вина. А... сколько оно стоит?
Вижу: косятся. Не то чего-то ляпнул...
– Бывает вино и Вино, - хозяин палец подымает важно.
– А так - от пяти ри за кувшин.
– От пяти... эт' медных?
Сзади - рёгот недобрый. И сразу холодок меж лопаток. Ох, зря приперся. Любят тут подраться, уж я такое наперед чую. А мне нельзя...
Тут актер мой вдруг повертывается:
– Налей парню кружку "Черного бастарда". Полагаю, он не столь взыскателен во вкусах.