Не отдавай меня ему

Романова Ульяна

И снова звенящая пустота и боль в груди размером с Марианскую впадину. И злость. Черная. Неконтролируемая. Выворачивающая наизнанку и затмевающая разум. А коньяк — как канистра бензина в горящий костер.

Я знал, что всю жизнь можно переосмыслить в одну секунду. Что одна-единственная брошенная фраза может изменить к чертям все. Когда-то это были слова мамы: «Собирайся, мы уезжаем!» Теперь — «Я умираю».

Я зло хмыкнул. Умирает она, а подыхаю я. От боли и бессилия. Я судорожно думал, как заработать денег на ее лечение.

Потому что она не могла уйти.

Она должна была жить. И остаться со мной.

Я ее не отдам! Никому не отдам, даже смерти. Она моя.

Она не такая, как все. Просто другая. Светлый лучик, злой насмешкой судьбы попавший в темное царство. С первой же встречи меня рассудка лишила, словно тяжелый наркотик. Одна доза, и ты подсел. От одного взгляда с ума сходил. Потребность на грани одержимости всегда держать ее в своих руках. Целовать, любить, заботиться, трахать. Мир для нее изменить хотел, вытащить из этой реальности, где ей было плохо. Чтобы больше не видеть слез в ее глазах, не слышать надтреснутый, сломленный голос.

Все для нее. Только живи, Маша.

Очнулся от звука ее голоса. Маша сидела рядом в моей футболке, ее длинные волосы красиво спадали на плечи, а огромные зеленые глаза смотрели растерянно и нежно.

А я снова почувствовал жесткий приступ злости, затмевающий разум. И решил жить. Здесь и сейчас. Моментом. С ней. Взять от этой жизни по максимуму столько, сколько смогу. А потом… Неважно, что будет потом. Клиника, дурка или тюрьма. Какая разница, где подыхать?

— А давай жить? — предложил я. — На всю. Сколько получится. Вдвоем.

Ее тихое «давай» окончательно двинуло крышу, а я сделал то, о чем давно мечтал — поцеловал ее.

Маша застонала, обхватила мою голову ладонями и привлекла ближе, отвечая на поцелуй с той же страстью, что и я.

Мы, не сговариваясь, ловили и остро проживали каждое мгновение, не зная, сколько нам осталось.

Целовались как одержимые, стуча зубами и тяжело дыша. Я осторожно взял ее за шею и уложил прямо на пол. Лег сверху, между ее широко раздвинутых ножек, пробуя ее на вкус, запоминая его.

Ждать и тянуть сил не было, член до боли впился в ширинку джинсов, а я целовал ее шею, каждый миллиметр кожи. Чувствовал, как она дрожала подо мной и тихо постанывала, и все предохранители сгорели.

Подцепил свою футболку на ней, заставил Машу приподняться и стянул через голову. Она потянулась ко мне, дрожащими руками снимая с меня свитер. Закусила губу и нетерпеливо пыталась расстегнуть пуговицу на джинсах, пока я целовал ее в висок.

Она наконец справилась с замком и рывками снимала с меня джинсы с боксерами. Приспустила, охнула и подняла голову, а потом сама потянулась за поцелуем. Жадно. Голодно. Она тоже решила брать от этой жизни по максимуму и отбросить все ненужное. Стеснение, к примеру.

Я взял ее за шею, отстранил от себя и заглянул в глаза — такие же дикие и безумные, как

мои. Снова уложил на пол, одним легким движением снял с нее трусики и громко выдохнул через нос, уговаривая свой рассудок не покидать меня. Хотя бы в ближайшее время.

Красивая. До боли красивая. Ее волосы разметались по полу, глаза горели похотью, губы припухли от моих поцелуев. Маленькая грудь с призывно торчащими розовыми сосками хаотично вздымалась. Мышцы на животе напряглись.

— Я хочу тебя, — прошептала Маша и задрожала еще сильнее.

Я не стал тратить время и снимать джинсы. Спустил ниже, зарычал, закинул ее ноги себе на плечи и вошел до упора, сквозь шум крови в ушах слыша ее протяжный стон. Мокрая, тугая, горячая и готовая для меня.

Сжал ее бедра ладонями и трахал. Не любил, нет. Именно трахал. Отключил мозг и эгоистично выбивал стоны удовольствия. Не остановился, даже когда она громко кончила, содрогаясь в конвульсиях.

— Смотри на меня, — прорычал я, когда она закрыла глаза, — Маша, смотри! Прошу…

Она распахнула свои глазищи и хватала ртом воздух, а я не мог перестать двигаться в ней. Кончил до фейерверков перед глазами и, не выходя, задвигался вновь.

Мало. Мне было ее мало.

Сжал зубы, поднял ее, лег на спину и опустил на себя. Схватил за шею, заставил наклониться так, чтобы ее тело своим ощущать. И ее дыхание на своих губах.

Маша широко раздвинула ноги, а я снова ее трахал, только находясь под ней. Казалось, что если остановлюсь, сдохну.

Маша уперлась ладонями в пол, а зубами вцепилась в мое плечо, только разогревая огонь внутри. Гладил ее спину, сжимал бедра и рычал, пока она громко не закричала, выпрямилась, выгнула спину и кончила, сильно сжимая мой член внутри себя. И я последовал за ней.

Она обессиленно упала мне на грудь и пыталась отдышаться. Дрожащими руками я гладил ее волосы, целовал в висок и ждал, пока сердце перестанет биться как одержимое в груди. До боли билось.

Маша обняла меня и робко поцеловала в шею. Медленно поднялась и села на пол рядом со мной.

— Ты как? — нахмурился я.

— Хорошо, — прошептала Маша и смутилась.

Отвела взгляд, закусила губу и лукаво стрельнула в меня глазками. Улыбка на моем лице появилась сама собой.

Горькое счастье с металлическим привкусом на губах. Именно так я ощущал тот момент.

— Мне бы в душ, — попросила Маша.

Опустила руку мне на грудь и несмело погладила. Я поймал ее за запястье, поцеловал ладонь и поднялся.

— Надевай футболку, я возьму полотенце, — подмигнул ей.

Ушел в комнату, на ходу натягивая штаны, взял два полотенца и вернулся к Маше, которая уже ждала меня, одетая в мою футболку.

Расслабленная, сытая и смущающаяся.

— Пойдем, только тихо, — попросил я.

Маша кивнула, надела мои тапки и сама взяла меня за руку, пока мы шли в конец коридора.