Не отпускай
Шрифт:
Вернуть обратно мою рану я уже не настаивала, принципиальности между нами и так было хоть отбавляй. Но когда Артур высказал своё желание, повелительно взглянув на меня после завтрака, я засомневалась.
— Сегодня я собираюсь в город. Ты могла бы прокатиться со мной.
— Зачем? Мне и тут не скучно, — осторожно выдавила я. Если б можно, я бы ещё попятилась назад, просто сзади была стена.
— Прежде чем ненавидеть Артура Корвина, вынашивая в себе способы его уничтожения, нужно его хотя бы немного узнать, — глаза Баса, в которых проступала мудрость другого пытливого существа, смотрели на меня в упор. При этом он настойчивым жестом протягивал мне перчатки. Артур не то бросал
Возможно, кто-нибудь из семьи Корвинов и позавидовал бы такому вниманию со стороны Повелителя Теней, которым он меня окружил, но у меня подобное восторга не вызывало. И тем не менее я согласно кивнула, надевая тонкие летние перчатки, выступающие в моём случае как средство защиты от адамантия, и не важно, что они удивительным образом гармонировали с цветом его рубашки.
Я действительно хотела глубже заглянуть ему в душу.
— Господи, ты и машину водишь? — на мой издевательский возглас, Артур по привычке выразительно закатил глаза, мастерски выруливая на дорогу. — Пока мы будем ехать, мы ведь не будем молчать? Можно, я буду донимать тебя вопросами? — живо осведомилась я, собираясь основательно потрясти эту тёмную душу.
— Что ты хочешь услышать? — сдержанно улыбнулся он одной из милейших улыбок Баса.
— Каким было твоё детство? Ты ведь тоже когда-то был ребёнком. Каково это было триста лет назад?
Похоже, что призрак не был готов именно к такому вопросу, судя по его недовольным морщинкам между бровей.
— Из тысячи других вопросов ты почему-то задала именно этот, — протянул он ворча. — Насколько я себя помню, моё детство было смутным, окутанным страхом и ненавистью. Матери своей я не помню. Знаю только, что сразу после моего рождения мой отец забрал меня от материнской груди. Она так же обладала силой, но принадлежала другому ковину ведьм. Родители скорее зачали меня в яростных спорах, чем в любви, и позже женская ласка не допускалась в моём воспитании. Отец растил меня в строгости, преподнося знания как способ борьбы и выживании, как дар жизни. Противостояние с белыми стражами тогда кипело взаимной враждой. Мой отец пал, когда мне было двенадцать. Я взращивал свою силу, питая её ненавистью. А чёрная ярость, как водится, открывает ведьмакам двери в самые потаённые сферы, позволяя прикоснуться к силе, которую простому смертному даже невыносимо созерцать. Это был долгий путь, полный испытаний. Зачастую моё небо было мрачным, Шарлотта, особенно когда я стал мужчиной.
— Но просветы должны же были быть, мотивы ради чего жить? Это тогда тебе захотелось упоительной власти? — мне хотелось скорчить из себя язву, лишь бы не показывать ему своего сочувствия, которое вдруг всплыло само собой.
— Кое-что захватывающее в моём отрочестве всё-таки было. Иные миры.
— В смысле ты мог видеть мир духов?
— Нет, — его снисходительный смешок показался мне слишком уж самовлюблённым. — Я говорю про миры, населённые иными живыми существами, про путешествия в страну мифических эльфов и оборотней, демонов и святых слепцов. Я умел пересекать грань, находить дверь и входить.
— Да ладно, — недоверчиво протянула я с нескрываемой завистью. — И сейчас можешь?
— Пожалуй, — Артур скосил на меня испытывающий взгляд. — Ты бы не отказалась взглянуть на это лично?
— Хм, мало ли какие видения может навязать колдун, — не сдавалась я. — Ты можешь навешать мне сколько угодно лапши, я же не смогу тебя проверить!
— Возможно когда-нибудь …. ты станешь относиться ко мне иначе, — его голос прозвучал задумчиво, даже грустно.
Хотелось бы мне узнать какие мысли бродят в его голове. Оказывается, для того, чтобы распутывать мысленные дилеммы вовсе не обязательно
— Ты-то уж точно должен знать ответ на такой вопрос, скажи мне, наблюдают ли за нами наши усопшие близкие?
— Разве что только те, кто застрял меж двух миров, — казалось, его удивил мой вопрос, — Когда призываемая душа отделяется от тела, стремясь к создателю она больше не испытывает привязанностей и тревог. Душа это энергия, и в истоке она пребывает в безмятежном покое, без мыслей, без чувств — всё это человеческое, — его поясняющий голос звучал доброжелательно, и это больше всего заставляло меня нервничать. — Люди придумали себе такую сказку, чтобы не чувствовать себя одинокими. … В твоих потерях Шарлотта, судьбоносное знамение. Если бы не погиб твой брат — ты бы не сблизилась с Басом, и мы бы сейчас не болтали с тобой вот так, по-приятельски.
— Да уж. Только кто принимает эти судьбоносные решения?
Артур не ответил. Совершенно очевидно, что не захотел. Тогда я вернулась к реальности.
— Чем ты собираешься заняться в городе?
— Увидишь, — коротко бросил он.
Я даже растерялась, когда такой как Артур Корвин привёз меня к развалинам старой церкви. Уж где-где, а здесь я могла себе его представить меньше всего. Место было огорожено, под патронатом самого Ватикана здесь велись реставрационные работы, но в проникновении на прилегающую территорию нам никто не препятствовал. Конкретнее, Артур привёл меня на церковное кладбище, с ещё кое-где сохранившимися тут средневековыми поросшими мхом и испещренными временем камнями-надгробиями.
— Сегодня годовщина моей казни, ровно триста лет с того самого дня, когда я в последний раз видел свою возлюбленную, — произнес Артур бесцветным голосом, уставившись на одно из надгробий. — Она похоронена здесь. Её звали Вайлет Тюдор.
— Соболезную. … Ты так сильно любил её? — проявление сентиментальности никак не вязалось у меня с образом Артура Корвина, но человек способный испытывать чувство любви не мог быть законченным монстром, как по мне.
— Тогда мне казалось, что любил, — выдавил он, продолжая всматриваться в надгробье, словно видел больше, чем было доступно моему простому глазу. — Но теперь уже нет. Я испытываю чувство некоего облегчения, даже превосходства. Как Вайлет ни пыталась погубить меня — всё же это я стою на её могиле, а не наоборот. Любовь коварнейшее из чувств Шарлотта, его нельзя предугадать и контролировать. Любовь хуже испанки, потому как не знаешь, в какой момент она тебя поразит, и от неё совершенно нет лекарств, зато шрамы оставляемые любовью глубоки и уродливы.
— С женщинами тебе явно не везло, — сорвалось у меня с языка, что тут же заставило его взглянуть на меня и рассмеяться.
— Это верно. Женщины мой рок. И похоже даже через триста лет.
— А ты часто влюблялся? — идя с ним обратно к машине, я пыталась представить, как же выглядел Артур Корвин в своё время. Моё воображение почему-то рисовало аккуратную бородку, подстриженные усики и длинные каштановые локоны. Закутанный в чёрный плащ, он наверняка одним только своим взглядом повергал людей в трепет.
— Испытывал любовь я всего лишь раз, но женщин у меня было много, — в это время прозвучало в ответ. — В основном, это они влюблялись в меня, предлагая мне своё тело.
— В принципе, я так тебя себе и представляла. Тёмным, извращенным, властным и жестоким. …И бесчестным. Бас доверил тебе своё тело, он преклоняется перед тобой, а ты так предательски воспользовался его девушкой! — выпалила я ему прямо в лоб, чтобы он не думал, что своим намерением подружиться, он словно ширмой заслонит нашу нелепую измену.