Не отверну лица
Шрифт:
Чей-то протяжный свист. Неслышно ткнулся в снег, задетый стволом карабина сучок...
— Щорсовцы хотят вступить в бой первыми, товарищ генерал-майор.
— Спасибо за службу, хлопцы! Слыхал уже такое в отрядах «За родину», «Народный мститель». Не последний сноп жнем — обмолот будет... Итак, ясно? Если чапаевцев немец отобьет, жарьте во всю ивановскую из минометов и поднимайтесь вслед за огневым валом.
— Зробимо все, що треба, товарищ Пунин!
— Зальем сала за шкуру кату!
Через несколько минут опять:
—
— Отзыв?!
— Все уложили как следует, Халетов?
— Не обоз, а резервный отряд, товарищ Пунин. Может, позволите нам развернуться на опушке леса и прямо с саней пальнуть по фрицам? Пушки и минометы приспособлены для такой стрельбы!
— Молодец, Халетов! Нога зажила?
— Хоть до Берлина!
— Стойте, ждите сигнала. Щорсовцев поддержите вовремя.
И наконец далеко-далеко от командного пункта, на лесном «язычке», выдвинувшемся по направлению к селу:
— Ты, Веретенников?
— Мы, товарищ генерал. Здесь и старший лейтенант с нами.
— Ну, сынки, вся надежда на вас. Чем больше уведете за собой немчуры к болоту, тем успешнее вся затея...
— Ясно, товарищ генерал. Я и сам здесь.
— Самому, Петр Семенович, не велю быть здесь без надобности. Справится один Веретенников. Твое место у болота. Заманить в лес полдела. Работай штыками, если придется, вали лес, но ни одного фрица мне с тыла не оставляй, кроме пленных.
— Слушаюсь!
— Ну давайте, ребятки, поцелуемся на прощанье. Теперь уж после победы увидимся...
Крепкие мужские объятия. Минута задумчивого молчания. Потом звучный шепот, который не забудется вовеки:
— Ни пуха ни пера тебе, «отец»!
— Ну с богом, сынки.
Едва утихли шаги генерала, как воздух ахнул и раскололся от пушечного выстрела. Это приложился к орудию на командном пункте самый старый батареец среди лесных воинов — генерал армии Холмов. Снаряд еще шелестел в вышине на подступах к селу, а Веретенников, глубоко вздохнув, скомандовал притаившемуся лесу:
— Вперед!
— Вперед! Вперед! — многоусто загудело в лесу.
Вздрогнули кусты, ожил снег... Темные бугорки, словно заведенные, замелькали на снегу, падая, на мгновение замирая, чтобы подняться вновь.
Веретенников рванулся вслед, высоко вскидывая ноги, снимая автомат с шеи. Данчиков сделал несколько шагов за ним, повинуясь общему порыву.
Но вот снаряд достиг цели. Гулко прозвучал его взрыв, и почти в ту же секунду гигантский язык пламени широко лизнул небо — это сработала диверсионная группа Полтора Ивана. Взрыв склада боепитания в гарнизоне должен был произойти одновременно с выстрелом пушки...
Наконец первые одиночные выстрелы врага — отозвались часовые. Вспыхнул прожектор, метаясь из стороны в сторону, будто человек спросонья. Первые команды сбежавшихся немцев... Первые выстрелы из минометов — глубоко в лес, куда глаза глядят... Первые встречные цепи.
— Ура-а! — это поднялись в рост бойцы Веретенникова.
Но
Вот уже вторая цепь оккупантов с ходу ткнулась в сугробы за селом. Освещенные заревом горящих изб, бегут и бегут на помощь осажденным новые подразделения. Однако цепь партизан колеблется. Она качается флангами, как стальная пластинка, зажатая где-то посередине. Меткий огонь партизанских минометов гнет к земле фашистов, не дает им ухватиться ни за один конец этой «пластинки».
Смешались разрывы немецких и советских мин. И в этом утреннем полумраке и водовороте металла, земли, снега снова раздалось упрямое:
— Ура-а!..
И только когда вторая рота немцев, возглавленная новым комендантом Гельмутом Визе, ринулась в обход смельчакам, намереваясь отрезать им путь к лесу, партизаны притихли, поползли назад. Идущим в обход гитлеровцам удалось достичь опушки леса. Окружение кажется неминуемым, но веретенниковцы словно не замечают наметившегося удара в спину. Они разделились надвое: одна цепь отходит, другая поливает осмелевших врагов свинцом.
И вдруг холодный лес, молчаливо и строго наблюдавший за этим поединком, мощно дыхнул огнем в упор немецкой роте, занесшей над головой Веретенникова смертельный кулак. То вступил в бой пулеметный взвод Данчикова.
Группа бойцов из секрета выскочила на опушку, отомкнув штыки. Несколько минут партизаны, не различимые во тьме, кололи гитлеровцев штыками.
Рота залегла, откатившись назад, вжавшись в снег. Залегли и бойцы секрета, не зная, как им быть дальше. Ждать, когда вражеская рота поднимется в атаку и сомнет их или произойдет чудо: из лесу на помощь им пошлют бригаду?..
Разоблачивших себя «секретчиков» спас организованный отход взвода Веретенникова к лесу.
Когда последний партизан скрылся в лесу, две роты гитлеровцев с криками поднялись во весь рост. Они были полны решимости одним ударом покончить с партизанами. Их воинственному настроению способствовало то, что огонь партизан вдруг почти прекратился.
Сопя и изрыгая проклятья, фашисты бежали по топкому снегу все дальше в глубь леса. Изредка впереди них вспыхивали одиночные выстрелы, откуда-то из мрака навстречу летела граната, другая...
В зловещей тишине сипло раздавался голос возбужденного Гельмута Визе:
— Хелло! Капитан Гегнер! Где ты, Одноглазый циклоп! Захватывай шире! Пленных не брать!
И немного погодя:
— Хелло! Грубер! Поторапливайся, Коровье вымя! Заходи слева!
Гельмут Визе, конечно, не знал, что всего в полукилометре выше, параллельно передвижению карателей стоит рейдовая колонна партизан.
Горячо дыша от напряжения и гнева, готовые в любую минуту сразиться с врагом, снаряженные по-походному, народные мстители ждали приказа своего командира.