Не отверну лица
Шрифт:
— Хвост ему прищемить надо, кобелюге блудному! — закричали сзади Евсеича.
— Чтоб и двора своего не узнал, когда бежать отсюда кинется через всю Европу!
— Чтоб и племени фашистского не осталось после войны на всей земле!
— Ближе к делу, генерал! Выкладывай, что там в Ставке для нас обдумали, — заключил Маркиан Белов.
— Дела просите? Дело не ждет — это верно! На днях получите боевое задание. На важное дело посылаем вас, товарищи бойцы бригады Данчикова. Не оплошайте! Бейте промежду рог его проклятого! Штык загоняйте фашисту в мягкое место, чтобы голова
Его не дослушали. Бригада загудела. Над головами партизан заходили карабины и автоматы.
— Мы готовы, генерал!
Выждав, когда наступит тишина, Холмов объявил привычно:
— Спасибо за службу, партизаны!
Ему ответили нестройным хором кадровики, не позабывшие уставных порядков на этот счет. Остальные кричали кто что.
Холмов, вовсе не замечая этой неорганизованности, закончил, широко улыбнувшись:
— А теперь, разрешите мне по поручению Советского правительства вручить боевые награды тем из вас, кто уже проявил себя достойно...
К этому времени на небольшой заснеженный холмик у края буерака был поставлен застланный кумачом стол. Подле стола валялся объемистый фибровый чемодан генерала и свежий пеньковый мешок на нем.
Генерал нагнулся и осторожно поднял тяжелый чемодан на стол.
Первым был приглашен Геннадий Веретенников. Перед генералом стоял обветренный студеным воздухом войны, раздавшийся в плечах командир. Но он по-мальчишески волновался, получая Золотую Звезду за первый свой солдатский подвиг.
Генерал весело называл фамилии партизан, иногда искажая их, что вносило оживление в рядах. Каждому он пожимал руку, вручая награду. С особой теплотой он обхватил двумя руками мощную правицу Ивана Еремеевича Гудилина. Генерал порывисто обнял богатыря за плечи, осмотрел его с головы до ног, дивясь размеру его плетеной обуви, и с затаенной улыбкой покосился на лежащий рядом мешок, о котором все забыли в эту торжественную минуту.
Митя, по примеру взрослых, кинулся было поздравить своего старшего брата по оружию, но Холмов вдруг окликнул его по имени. Юному партизану тоже в заветном чемодане нашелся почетный подарок — медаль «За боевые заслуги». Точно такой наградой была отмечена радистка Валя. Генерал Холмов пообещал разыскать девушку в Москве и вручить награду лично.
Орден Красной Звезды получил Сапронов.
При глубоком молчании был зачитан список погибших партизан, чьи подвиги в борьбе за родную землю отмечены правительством посмертно.
Отвечая на вопросы наиболее дотошных партизан, Холмов объяснил, что и Пунин и Данчиков тоже получили свои награды. Генерал-майор Пунин — в Москве, а Данчикову Холмов прикрепил орден в первые минуты при встрече.
— Не утерпел, братцы! — извиняющимся тоном заявил Холмов. — Питомца своего встретил среди вас!
Не услыхав осуждения своему «проступку», генерал потер зашедшиеся на холоде руки и объявил загадочно:
— Ну, а теперь, кому надоело, можете расходиться: мешок я развяжу при меньшем количестве свидетелей.
Сапронов пошутил, что не отказался бы
— Второй заход? — нашелся генерал. — Так и быть, начнем сегодня и второй заход. У нас с вами есть боевой друг, который вышел из нормы еще с рождения. Ему орден с «прицепом» прислали...
— Вали, Иван, за «прицепом»!
— Ай да Иван Еремеевич! Ему и орден особый отковали!
Полтора Ивана не сразу откликнулся на зов.
Холмов развязал мешок и извлек оттуда пару добротных кожаных сапог. Если бы генерал и не объявил громогласно, что именной подарок этот адресован отрядному богатырю, каждый из партизан безошибочно доставил бы сапоги по назначению.
Полтора Ивана переминался с ноги на ногу, стыдливо поглядывая на свои раздавленные ходьбой лапти, пока генерал держал краткую речь, подняв у себя над головой здоровенный сапог.
Сильнее других слов генерала партизан взволновало сообщение о том, что аршинные сапоги эти прислал Ивану в специальной посылке уральский кузнец Егор Потапов.
— «Носи, сынок, на здоровье, — прочел Холмов послание Егора Потапова своему брянскому другу, — двойные спиртовые подметки поставил я тебе. До самого Берлина хватит. Дави ползучих гадов этими сапогами, как я давил в гражданскую войну беляков... Пусть не думают наши враги, что нам с тобою не во что обуться на Руси. Нужна будет моя подмога — крикни, отзовусь по-братски со своими сыновьями-уральцами». Получай, Иван Еремеевич, обновку... Магарыч с тебя по старинному обычаю, — протянул генерал драгоценный подарок Ивану.
Полтора Ивана схватил сапоги и метнулся в сторону, прорываясь из окружения. Строй окончательно изогнулся: левый и правый фланги отрядов двинулись со своих мест и с криками «ура» стали загибаться, беря обладателя диковинных сапог в окружение.
Среди тех, кто устремились за Иваном, оказался и генерал Холмов. Он подоспел вовремя: бойцы уже стащили с Ивановой ноги один лапоть и хотели было зашвырнуть его на дерево. Холмов ухватился за веревки, не на шутку встревоженный:
— Братцы — это мой трофей! Обещание дал директору музея. Позвольте, позвольте...
...Предутренняя застоявшаяся тишина. Лишь прошелестит крыльями испуганная ночная птица, жалобно застонав на лету, да послышится мягкий шорох тысяч ног, нетерпеливо приминающих снег. Иногда — шепот, похожий на хрип:
— Пароль?
— Патрон... Отзыв?
— Полесье...
Несколько мгновений молчание, пока встретившиеся не нащупают друг друга глазами и глаза их встречно не потеплеют.
— Ну как вы тут?
— Люди ждут сигнала, Гордей Данилович...
— Не оплошай, Маркиан. На тебя вся надежда.
— Сомну, если даже один на один сшибемся.
И снова гулкая, тревожная тишь. Еле различимое позвякивание сбруи. Злобный шепот нерасторопного всадника, хватающего коня за уздечку.
— Пароль?..
— Отзыв?..
— Не забыли, сябры-белорусы: если Маркиана прижмут к земле пулеметами, выводите эскадрон во фланг.
— Все помним, «отец». Может, разрешишь нам и начинать? Ребята клянутся, что своим отрядом возьмут село. А вы уже в обход с колонной!