Не пара для Его Светлейшества
Шрифт:
— Барашек? — изумилась.
— Ну… — смутился мужчина, — Магистры подумали, что, чем наглядней и достоверней будет происходящее, тем лучше. Жертвоприношение, круг ведьм, лес…
Рядом со мной шокировано ойкнули ведьмочки, а я посмотрела, прищурившись, на ухмыляющихся магистров и магистресс. Похоже то, что я и воспитанницы все еще в добром здравии и в прекрасном настроении, и не даем повода погнать нас прочь — напротив, демонстрируем самые лучшие качества — кое-кому совсем не нравится. Решили разыграть и нагнести обстановку. Хотя, уверена, никто из них доподлинно не знает, приносили ли ведьмы жертвы…
Что
— Ситар! — позвала я помощника Вайтли, — Подойди пожалуйста.
Несколько десятков пар глаз наблюдали, как парень уверенно встает рядом.
— Подыграешь нам? — наклонилась и спросила я его тихонько, — Ничего страшного — просто немножко полежишь на пентаграмме.
***
… О том, что ведьмы собрались на шабаш и будут творить страшные ритуалы, инквизиторам донесли деревенские соглядатаи.
Дома в маленьком поселении стояли все кривобокие, темные, ставни — закрыты. Несколько жителей у ворот шепчутся.
— Там, там они все, — шепелявит одна старуха, показывая искривленным пальцем в сторону леса, — Знаю точно… живет тут одна на опушке, гадости делает, мыши к ней и летают и бегаю — жрет она их, знаю. И вот теперь еще появились, видели их мельком. Все в черном, чтобы кровь не была так заметна.
— А мальчик пропал… и теперь не найдем и косточек, — всхлипывает дородная женщина. Но всхлипывает так, чтобы слезы глаза не застлали, сама из-под прижатых к лицу пальцев на пресветлых поглядывает.
— Какой мальчик? — хмурится один из инквизиторов.
— Сирота жил у нас… все по доброте подкармливали его, работенку подкидывали — да только мало что он мог, слабый, — вступил в разговор один из мужиков, — А эта… приманивала его постоянно. То улыбкой своей, то волосищи распустит… ух! Он и повадился ходить на опушку, хотя мы все предупреждали — не смей! А теперь что… ни мальчика, ни этих… Ведьмы!
Страшное слово было произнесено и несколько баб взвыло.
Инквизиторы же переглянулись, потянули носом — но в деревне пахло лишь навозом, немытыми телами и влажной древесиной — и отправились в сторону небольшого домика. Хижины даже. Аккуратной… но неуютной какой-то. Тревожной. Здесь все было устроено так, чтобы незваным гостям сделалось нехорошо.
Острые камни внезапно впиваются в казалось бы крепкую подошву сапог. Потревоженные летучие мыши верещат, бьют крыльями, в волосы вцепляются. Чуть замешкался — поцарапают и покусают. В единственной комнатке дурманящий запах трав. И голова тяжелая сразу становится, так и хочется прилечь и отдохнуть… прям на этом полу земляном… пачкая белоснежные плащи…
— Котелок! — шипит один и тут же действует. Переворачивает дурно пахнущее зелье, тушит слабые угли. Дышать становится легче. Но он уже не может остановиться. Они не могут. Громят все что есть в этом домике, переворачивают. Ищут следы…
— Ритуал надо сделать, — шумно дышит один. — Найти ее надо… или их.
— Уничтожить, — шипит второй. Прочие подтверждают, подхватывают разливающееся в воздухе безумие. И робкий голос самого молодого, что ведь не доказано ничего, что ничего не сделано, тонет в потребности усмирить проявление иной магии.
— Ведьмы же, — рычит заводила, — Они всегда виноваты. Даже если не в том, за что их ловят —
Увидеть оказывается сложно.
Спрятались. Ушли петлями, мороком — так не каждый дикий зверь уйдет. Уж сколько ни учили пресветлые заклинаний, сколько ни запоминали уловки представителей иных общин, сколько ни тренировались на мечах и луках — никак не могли разобрать, в каком искать направлении. И Солнце уже просили помочь, и Свет, и лес. Прислушивались, принюхивались, следы считать пытались — все попусту.
Один только инквизитор не участвует в этих попытках, смотрит то вверх, то руки складывает сложными фигурами, присвистывает и шепчет… Добивается своего.
На выставленную руку в кожаной грубой перчатке садится сокол. Клекочет. Ластится вроде даже, и тут же хищно голову поворачивает, клюв раскрывает…
Дорогу показывает.
Долго инквизиторы по лесу бродили. То одну тропу найдут — потеряют. То магию чужеродную почувствуют — и упустят. То сокол помогает — то сам ошибается.
А потом зверье на них пошло. Как подговорил кто. И уничтожать не щадя не хотелось — к зверям у инквизиторов самое что ни на есть замечательное отношение. Потому уходили, избегали бойни. И снова путались.
— Тш-ш, — сказал вдруг один и все замерли. Вгляделись сквозь Тьму. Инквизиторы уже тяжело дышали и плащи их, прежде белевшие в сумерках, несмотря на все заговоры потрепались и испачкались. Растворились грязью в окружающей темноте.
— Чувствую их, — произнес все тот же голос. И молодые мужчины неспешно, опасаясь хрустнуть хоть веточкой, не дыша почти обогнули небольшой холм и спрятались за толстыми стволами деревьев.
Ведьмы.
Красивые.
Молодые.
Поют…
Никто не произнес вслух — подумали. Засмотрелись. На костры по сторонам поляны, на пятерых девиц в черном с распущенными волосами. Они двигались странно… Нет. Завораживающе. Каждый жест, каждый шаг — потрясающая своей простотой и красотой эстетика. Будто вписанная в природу, в шепот листвы, в Луну, благосклонно взирающую на деятельность своих дочерей…
Двигались и напевали в такт, раскачивая этот мир в огромной колыбели, усыпляя и пестуя…
Инквизиторы едва там же не повалились. Но один или двое успели схватиться за свой орденский знак — меч, объятый пламенем. Очень острый меч: проколешь палец и прийти в себя помогает.
И тогда только увидели они пентаграмму из вспоротой земли, присыпанной золой. А посреди этой пентаграммы — молодой парень. Мальчишка. Лежит недвижимо, полураздетый, на груди — белая тряпка в каких-то пятнах, по концам пентаграммы — травы дымятся.
— Ритуал…
— Кровавый…
— Жертвоприношение…
— Жестокое…
— Уничтожай ведьм!
Порывом ветра пронеслось между инквизиторами в один момент. И вот они уже на поляне, выдергивают мечи. И сталь звенит, искры во все стороны — ведьмы не только заклинаниями вооружены оказались, но и палашами, и метлами, и крепким словом.
Не так просто взять их. Захватить. Уничтожить. Сжечь.
Свет не проходил сквозь Тьму. И сталь инквизиторская не крепче ведьмовской.
Вот один уже лежит, второй в беспамятстве… А ведьмы, впятером, будто новый слаженный танец танцуют. Боевой. Истребительный. Неуловимый в своей скорости.