Не погаси огонь...
Шрифт:
Рассвет уже брезжил. В призрачном полусвете проступила перекладина виселицы, табурет под нею, темные фигуры мужчин. В стороне, один, стоял человек в высоком колпаке, с маской на лице, в черном, ниспадающем складками одеянии.
Карета остановилась. Богрова подвели к табурету. Он ничего уже не понимал. Поводил помутневшими глазами, невнятно бормотал. Бормотание прерывалось икотой.
Прокурор военно-окружного суда прочитал постановляющую часть приговора. Один из мужчин, сопровождавший осужденного из «Косого капонира», – это был вице-губернатор – приказал человеку в колпаке:
– Выполняйте.
Палач подставил табурет, примерил, пододвинул еще, поднял лежавший тут же мешок и ловко набросил его на голову арестанта, потом привстал на носки и поймал раскачивающуюся
Приговор суда от 9-го сего сентября по делу о помощнике присяжного поверенного Богрове в исполнение приведен 12-го сего сентября в 3 часа 2 минуты утра.
Прошу суд уведомить меня, были ли судебные издержки по делу о помощнике присяжного поверенного Богрове.
Судебных издержек по делу о помощнике присяжного поверенного Богрове нет.
5
С того сентябрьского дня и на долгие годы для России и всего мира так и остались невыясненными мотивы убийства премьера и министра внутренних дел Столыпина Дмитрием Богровым – бывшим анархистом, ставшим сотрудником охранного отделения. Выдвигалось множество версий, высказывались предположения, часто совершенно противоположные. Документы же хранились в секрете, а потом их посчитали утраченными.
Так что же, подтвердилась еще раз теория идеолога провокатуры Зубатова: агент должен был поднять оружие, а остальное лишь умелая корректировка?..
Но вот в одном из центральных советских архивов автором были обнаружены эти, считавшиеся уничтоженными, документы жандармского дознания, следствия и судебного разбирательства: тысячи пронумерованных и прошнурованных страниц в опечатанных гербовым сургучом папках. И среди этих тысяч страниц – в томе № 18, на листе № 202 – следующее сообщение:
«…Получено письмо заграничного читателя, передающего слухи о том, что убийство П.А. Столыпина – последствие не оплошности охраны, а сознательное попустительство; Богрову якобы было обещано не только содействие побегу после убийства, но и вознаграждение в 200 тысяч руб. Автор цитирует какие-то полученные им письма, в которых указывается, что Богров побежал не сразу после выстрела, а лишь после паузы. Теперь эта непонятная пауза объяснилась: оказывается, Богрову обещано было, что в момент выстрела электричество в театре внезапно, как будто нечаянно, потухнет, чтобы, пользуясь темнотой, Богров мог броситься незаметно в оставленный без охраны проход, в конце которого ему были припасены военная фуражка и шинель, а снаружи дожидался автомобиль с разведенными парами. Но механик-рабочий не допустил охранника к выключателю, и электричество не погасло. Богров, потратив время на ожидание темноты, бежал тогда, когда публика уже оправилась от потрясения, и был схвачен».
Этому сообщению, судя по материалам «дела», чины прокуратуры и суда не уделили никакого внимания. Может быть, встал перед ними вопрос: против кого же вести следствие? Или показалось такое сообщение фантастическим?
События второй половины нашего века побуждают отнестись к этому сообщению с б'oльшим вниманием. Может быть, именно этот листок – ключ к решению «Загадки 1 сентября 1911 года»?..
12-го сентября. Понедельник.
Чудный день. В 10 час. поехал на Северную
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
СВИДАНИЕ НА АВЕНЮ Д’ОРЛЕАН
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Подготовка к конференции шла полным ходом.
Серго Орджоникидзе приехал из Баку в Питер. Побывал на Путиловском, на «Фениксе», «Лесснере», на Балтийском судостроительном, на «Коппеле», «Гоф-марке»… Концы-то какие: с Петергофского шоссе на Полюстровскую набережную, с Сампсониевского – на Кожевенные линии. Ни дня, ни ночи. Ни поесть, ни поспать. Зато среди питерских рабочих еще раз удостоверился: опасения, что Столыпину удалось задавить революционное движение, преувеличены.
Издалека казалось: аресты за арестами сломили организацию. Охранка громила районные комитеты, городской комитет, пятнадцать массовых арестов за три года в одном только Петербурге. А они проводят митинги, массовки, даже небольшие демонстрации. Печатают на гектографах листовки. Живы! Как и в Киеве, Ростове, Баку, – живы! На всех крупнейших заводах и фабриках действуют социал-демократические группы. И как никогда прежде, остра потребность в едином партийном центре. Оказывается, питерцы сами, еще не зная о предстоящем приезде посланцев Ленина, думали взяться за создание такого российского практического центра.
Серго ждал в Питере Семена, они договорились об этом заранее. Но Семен засел где-то на Урале. Прислал подробное письмо: все – за общепартийную конференцию, и, чтобы быстрее подготовить ее, считают необходимым создание российского центра. Будто сговорились с питерцами. Молодцы!..
Наконец однажды ночью в квартиру, где на несколько часов нашел приют Серго (он менял квартиры каждые сутки), заявился Семен. Это была их первая встреча после отъезда из Парижа.
– Как рад тебя видеть! Ты даже не представляешь, как рад!
– И я не меньше! – обнял его Семен. – Что пишут тебе оттуда?
– Ну их к чертовой матери! Ни слова! А тебе?
– И я им письмо за письмом, как камни в колодец, – сердито махнул тот рукой. – И совет нужен, и с голоду бы подох, если бы не старые друзья. Ну да ладно, рассказывай…
Каждый поведал о своем: где побывал за эти месяцы, что успел.
– Сдвинули воз, – удовлетворенно проговорил Орджоникидзе. – Пошло дело. – И снова вернулся к наболевшему: – Не возьму в толк, почему Заграничная организационная комиссия так ведет себя?
– Уже одно это подтверждает: надо создавать
Российскую коллегию, – отозвался Семен. – На ЗОК надежды мало.
Следующим вечером они отправились к фабрике «Торнтон». Неподалеку от нее, на правом берегу Невы, собрались представители социал-демократических районных комитетов Питера. Разговор пошел о налаживании техники, об острой нужде в нелегальной литературе, особенно в «Рабочей газете» и «Социал-Демократе». Потом подступили к главному: кто будет представлять столицу на конференции. Предложили делегатом Воробьева. Серго уже слышал о нем – рабочий-металлист, участвовал еще в Обуховской обороне, хорошо проявил себя и в пятом году. Стойкий большевик-ленинец.
– А кого пошлете в коллегию по подготовке конференции?
– Его же и в коллегию.
Ночью Серго обсудил с Семеном план действия. В самое ближайшее время должна быть создана коллегия, или, иными словами, Российская организационная комиссия (РОК), – о ней шла речь еще в Париже и даже раньше, в Лонжюмо, в разговоре с Владимиром Ильичем. В РОК войдут представители местных комитетов.
– Где нам всем собраться? Вот загвоздка… И в Питере опасно, и в Москве охранка зверствует…
– Я стою за Баку, – сказал Серго. – Город пролетарский, разноплеменный. Бакинцы – парни боевые, все обеспечат.