Не померкнет никогда
Шрифт:
Но у немцев оставались Мамашай, Аранчи, гора Азиз-Оба… Селение Бельбек, раскинувшееся посреди долины, оказалось в ничейной полосе. Ласкин рассказал, что там живут в подвалах несколько стариков и красноармейцы из боевого охранения, заходя в селение ночью, делятся с ними харчем и табаком.
На правом фланге фронт Севастопольской обороны проходил почти как прежде. В центральной части обвода он тоже сдвинулся ненамного, продолжая опираться на главный рубеж. А здесь, на северном фасе, стал на шесть-семь километров ближе к городу, чем было до 17 декабря. И хочешь не хочешь, приходилось на какое-то время — так тогда
Шок, хвативший гитлеровцев под Новый год, когда они надорвались в своей последней, отчаянной попытке пробиться к бухте и заметно дрогнули, прошел. Перейдя к обороне, противник интенсивно вел инженерные работы, ставил минные и проволочные заграждения, строил доты. С иллюзиями насчет того, будто немцы теперь сами уберутся из-под Севастополя, оставив лишь небольшие заслоны (греха таить нечего — так думали в определенный момент не только некоторые товарищи на Кавказе, но и кое-кто у нас), пора было расстаться.
На фронте СОР, сократившемся с 46 до 35–36 километров, нам противостояло не меньше четырех немецких дивизий — это мы уже знали точно, не будучи пока уверены лишь в присутствии пятой. Эти дивизии по-прежнему имели очень много огневых средств. Никуда не делась и неприятельская дальнобойная артиллерия: об этом напоминала она сама, методически обстреливая дороги в наших тылах и город. В бухте, попав под огневой налет, получил повреждения пришедший из Батуми танкер.
И хотя никто тогда не думал, что оборонять Севастополь потребуется еще долго, надо было браться за укрепление тех позиций, которые наши войска фактически занимали.
Что севастопольские оборонительные рубежи еще могут понадобиться и их следует усиливать, дало нам понять и Верховное Главнокомандование. Причем не директивой, не телеграммой, а практической помощью: в Севастополь прибыла из Москвы особая оперативная группа по инженерным заграждениям, во главе с генерал-майором И. П. Галицким — начальником штаба инженерных войск Красной Армии.
Мы очень обрадовались московским гостям. Тем более что группа, состоявшая из 60 военных инженеров и курсантов, прибыла не с пустыми руками. Она привезла с собой около 45 тысяч противотанковых и противопехотных мин (примерно столько было уже поставлено под Севастополем с начала обороны) и 200 тонн дефицитной у нас взрывчатки. Все это погрузили под Москвой в специальный эшелон, который по "зеленой улице" за три или четыре дня дошел до Новороссийска. А там эти взрывоопасные грузы уже ожидал крейсер.
Как мы узнали, группа Галицкого в том же составе занималась оборудованием инженерных заграждений на Западном фронте, на подступах к столице. Это был коллектив энтузиастов своего дела, сплоченных выполнением срочных и ответственных заданий, умевших работать целеустремленно, напористо. Они и в дороге не теряли времени даром, успев по картам детально изучить местность вокруг Севастополя.
Получив от меня последние данные о том, как проходит линия фронта, генерал Галицкий и начальник штаба группы полковник Леошеня к исходу того же дня представили Военному совету план первоочередных работ по укреплению позиций армии взрывными заграждениями, согласованный с генералом Хреновым.
Когда план был утвержден, командарм спросил, скоро ли можно приступать к его реализации.
— Сегодня же ночью, — доложил начинж армии
Работы велись каждую ночь, нередко под вражеским огнем, силами армейских саперов, только что вернувшихся к своему прямому делу (несколько дней назад они сражались в боевом строю пехоты). Руководили инструкторы-москвичи. Одновременно Галицкий, Леошеня, Хренов, Кедринский и их помощники готовили план инженерно-заградительных мероприятий второй и третьей очереди. Он предусматривал создание плотных минных полей на всех танкоопасных направлениях и прикрытие противопехотными препятствиями всего переднего края, кроме участков, которые сама природа защитила крутыми каменными откосами. Намечалось также поставить взрывные заграждения перед ключевыми позициями в глубине обороны — на Инкерманских высотах, у Сапун-горы.
Этот расширенный план, правда, уже не обеспечивался имевшимися минами и другими инженерными средствами и зависел от дальнейшего поступления их с Большой земли или увеличения местного производства. (И значительно раньше, чем все намеченное могло быть осуществлено, московская "группа из Севастополя отбыла — штаб фронта добился переброски ее на Керченский полуостров для укрепления Ак-Монайских позиций.)
Руководители группы были очень загружены; ночью — с саперами на передовой, днем — там же на рекогносцировках или за расчетами над картой. В штарме они появлялись ненадолго, и все же крупные военные инженеры, многое видевшие и знавшие, вносили в жизнь на армейском КП заметную свежую струйку.
На наш изолированный плацдарм нескоро доходила информация о подробностях боевых действий на главных фронтах. А эти товарищи только что участвовали в обеспечении обороны Москвы. Послушать их даже накоротке было интересно и полезно.
Иногда командарм специально отводил на это минут тридцать — сорок после очередного (происходившего обычно в начале ночи) доклада генерала Галицкого о работах по постановке заграждений.
О чем бы, однако, ни заходила речь, возвращались к своему, севастопольскому. Из услышанного о боях на других фронтах Петров быстро делал выводы для нас.
Однажды Иван Павлович Галицкий рассказал, как под Москвой взаимоусиливали друг друга минные заграждения и соответствующим образом расставленная противотанковая артиллерия.
— Здесь у нас в большинстве случаев выгоднее прикрывать минные поля дотами, — сказал, подумав, Иван Ефимович.
Этот разговор вылился в обсуждение дополнительных мер по защите Инкерманской долины. Стали выяснять, можно ли расширить налаженное к тому времени в Севастополе производство бетонных блоков для сборных дотов, которые монтировались в нужном месте за одну ночь.
Общение с москвичами доставляло большое удовольствие Василию Фроловичу Воробьеву: и Галицкого, и Леошеню он знал по военным академиям, а вопросами инженерного обеспечения боя немало занимался сам.
Генерал-майор Воробьев теперь жил в каземате армейского КП рядом со мной, став начальником оперативного отдела штарма. Майор Ковтун, исполнявший последнее время эту должность, стал его заместителем.
Командарм часто наведывался к заменившему Воробьева в 95-й дивизии Капитохину. Утром спрашивал: