Не померкнет никогда
Шрифт:
Никакого решения о запасном рубеже не принималось. Разговор перешел на то, как удержаться на нынешнем рубеже, с тем чтобы при первой возможности восстановить оборону по Бельбеку. Полковник Рыжи, полный, как всегда, горячей веры в свое оружие и получивший за последние дни порядочно боеприпасов, стал излагать свои предложения, уже детально им и Васильевым продуманные, об организации огня на завтра.
А у нас были основания ожидать, что гитлеровцы (и в том случае, если они сегодня приблизятся к Северной бухте, и в том, если это им не удастся) предпримут завтра,
Мы не могли знать, что где-то в высших звеньях гитлеровской военной машины уже подготовлена директива о переходе под Севастополем к обороне и тем самым признан провал двухнедельного декабрьского наступления. Не знали мы и про полученное командующим 11-й немецкой армией в тот день или накануне указание из штаба группы армий "Юг": если невозможно сейчас овладеть городом, то надлежит по крайней мере достигнуть бухты и закрепиться на ее берегу…
Но если бы даже знали то и другое, вряд ли поверили, что Манштейн, потерявший под Севастополем много тысяч солдат, откажется от новых попыток взять осажденный город.
Радостное сообщение о нашем крупном боевом успехе на Керченском полуострове — с каким восторгом встретили это известие в Севастополе, трудно и передать! — тоже еще не означало, что уже завтра нам станет легче.
Одно стало ясно всем: раз в Крыму открылся "второй фронт", долго штурмовать нас так, как сейчас, немцы не смогут. И надо напрячь все силы, чтобы не оплошать напоследок.
Ночь прошла за проверкой готовности фронта обороны к любым неожиданностям. Работники штаба и политотдела армии разъехались по частям. Тыловики обеспечивали доставку на огневые позиции увеличенной нормы боеприпасов. На поддержку войск северного направления поворачивались (оставаясь на своих позициях в южных секторах) артиллерийские полки майора А. П. Бабушкина и подполковника И. И. Хаханова, а также восемь береговых батарей.
Полоса фронта, где противник преодолел главный, а местами и тыловой рубеж обороны, составляла в ширину около десяти километров. Но самым опасным мы считали примерно трехкилометровый участок — правый фланг четвертого сектора и стык его с третьим. Здесь и создавалась на 31 декабря небывалая под Севастополем плотность нашей артиллерии: на три километра — 240 орудий, считая зенитные и корабельные. А если бы враг попытался прорваться в каком-то другом месте, штаб артиллерии был готов перенести массированный огонь туда. Возможные варианты Рыжи и Васильев детально проработали с начартами секторов.
Когда утверждались схема огня и расход боеприпасов, командарм сказал полковнику Рыжи:
— Нашим артиллеристам предстоит решить самую ответственную задачу из всех, какие им до сих пор выпадали. Прошу вас, Николай Кирьякович, объяснить это через командиров артчастей всему личному составу.
Если наш огневой удар рассчитан правильно, артиллерия должна была нанести противнику такие потери, которые уже предопределили бы срыв его завтрашних замыслов. Но предопределили, конечно, не в том смысле, что отбивать атаки пехоте
Направление главного удара прикрывали полки 95-й и 845-й дивизий, бригада Потапова, чапаевцы. Новый комендант четвертого сектора полковник Капитохин расположил свой командный пункт на южном склоне высоты 60 — в центре решающего участка фронта.
Возвращавшиеся из войск штабники, доложив о выполненных заданиях, рассказывали, что настроение в частях боевое. За ночь во многих подразделениях — везде, где позволила обстановка, прошли короткие партийные собрания. Их-решения, умещавшиеся в две-три фразы, звучали как клятва: "Будем стоять насмерть. Рубеж удержим любой ценой. Фашистов в Севастополь не пустим".
…Рано утром московское радио передавало предновогоднюю передовую "Правды". В ней говорилось и о нас:
"Несокрушимой скалой стоит Севастополь, этот страж Советской Родины на Черном море… Беззаветная отвага его защитников, их железная решимость и стойкость явились той несокрушимой стеной, о которую разбились бесчисленные яростные вражеские атаки. Привет славным защитникам Севастополя! Родина знает ваши подвиги, Родила ценит их, Родина никогда их не забудет!"
Если бы могли услышать эти слова прямо из Москвы все наши бойцы и командиры!..
Над севастопольским плацдармом уже гремела канонада. Ее начал в этот день не противник — мы. Артиллерийские полки из всех секторов, береговые батареи, стоящие к северу и югу от города, корабли из бухт наносили упреждающий удар по исходным районам вчерашних атак врага, откуда он, как подтверждала ночная разведка, готовился атаковать и сегодня.
Артиллерийская контрподготовка продолжалась двадцать минут. Наблюдать, как ложатся снаряды, возможности не представилось: Мекензиевы горы окутывал туман. Но в штабе артиллерии не сомневались в проверенных многими стрельбами расчетах.
Немцы открыли ответный огонь, пытаясь подавить некоторые наши батареи. А по другим за эти двадцать минут не сделали ни одного выстрела: поворот их на северное направление, должно быть, оказался для противника неожиданным.
Потом все стихло. Ни артподготовки к атакам, ни атак, начинавшихся изо дня в день около 8 часов, в обычное время не последовало.
Прошел час, еще полчаса… Из соединений докладывали:
— Редкий минометный огонь, больше ничего. Видимость улучшается.
— Обстановка без изменений. Мы наготове.
Время текло тревожно. Не замыслили ли гитлеровцы что-то такое, чего мы не смогли разгадать? Только ли из-за нашей контрподготовки они, вынужденные приводить войска в порядок или подтягивать резервы, до сих пор не атакуют? Может быть, просто пережидают туман?
Но товарищи, побывавшие наверху, сообщили, что горизонт уже чист, проглянуло солнце.
Вражеская артподготовка началась лишь в десять. Началась мощно, причем группа батарей оказалась выдвинутой вперед. Часть их богдановцы довольно быстро привели к молчанию, и огонь противника несколько ослабел. И как-никак два с лишним часа мы уже выиграли!