Не повышай на меня голос, птичка
Шрифт:
— Ты права, я могу делать с тобой все что угодно, — с противным равнодушием подмечает он и пальцами захватывает мой подбородок, заглядывая в глаза тяжестью своего холода. — Научись вести себя примерно, Тата. Я не хочу тебя воспитывать. Потому что если я за это возьмусь, тебе будет больно.
Мне и так больно! Каждое его слово произнесенное безразличным тоном бьет прямо по солнечному сплетению, лишая меня воздуха. Лишая способности здраво мыслить.
— Что мне сделать? Я на все готова, — шепчу я и уже в следующую секунду
Больше ничего не соображаю, мне просто нужно, чтобы он дал ответы на мои вопросы.
Судорожно принимаюсь расстегивать его ремень, пока мои руки не попадают в жесткую хватку.
Рывок.
И вот я уже стою на ногах. И снова попадаю под фокус ледяных айсбергов, в которых сейчас пылает ярко-синее пламя презрения.
— Тебя может унижать здесь только один человек. И это не ты. Больше никогда не опускайся до подобного поведения, Тата. Мне это не нравится, — строго изрекает Марат, одергивая на себе пиджак. — Меня не будет два дня. У тебя есть время переосмыслить свое поведение. И если в мое отсутствие ты будешь послушной девочкой, я обсужу с тобой все твои вопросы. Уяснила?
Киваю. Даже не задумываясь. Я на все согласна. И плевать, что он этим воспользуется. Мне нужно как можно скорее убедиться, что с Тимкой все хорошо.
Господи, он наверное сейчас такой большой… Пять лет прошло. Помнит ли он меня? Слезы вновь наворачиваются на глазах и я не в силах держать их под замком. Больше не в силах. Однажды я заставила себя пережить все это горе, но зарубцевавшиеся шрамы вновь рассечены. Они пылают надеждой на что-то светлое. Ведь если я буду хотя бы знать, что с ним все в порядке и он счастлив, то смогу простить себя.
За то что когда-то отпустила его. Заставила себя забыть. Потому что с ума сходила.
— Тебе принесут телефон, — низкий голос Марата, выдергивает меня из мыслей. — Там будет один единственный номер, по которому ты можешь писать только в самых необходимых ситуациях.
— И что даже не напичкаешь дом охраной?
— Не вижу в этом необходимости, — с этими словами Хаджиев выходит из комнаты.
Необходимости и правда нет. Я теперь не сбегу даже под дулом пистолета. Чертов ублюдок посадил меня на поводок.
Не знаю сколько времени я стою оловянным солдатиком, но тело уже кажется чересчур тяжелым.
Я возвращаюсь в кровать. Два дня. Как мне прожить их в этой неизвестности?
Глава 13. Доброе утро
Уже к утру моя голодовка оборачивается невыносимой пыткой. Желудок сводит так, что волком выть охота.
За последние двое суток я толком ничего не ела, а плюс еще и организм «очистился». Так что сейчас уже готова и мышьяк из его руки принять, если он будет замаскирован в чем-то съестном.
Выхожу из комнаты и только сейчас понимаю, что я в двухэтажном лофте с элементами
Неужели он действительно оставил меня одну?
Что ж, разрешения мне спрашивать не у кого. А есть очень хочется. Кажется в воздухе до сих пор витает крышесносный аромат мяса, розмарина и картофеля, которые азиатка готовила на ужин. Еще тогда я хотела наплевать на все свои установки, вытереть слюни и сорваться с места, как собака на поставленную на пол металлическую миску.
Возможно непонятного мне энтузиазма добавила новость о Тимуре. Однако из головы никак не выходят слова Хаджиева. Если захочу поесть — я должна просить об этом. Боюсь представить даже как. У этого извращенца хватит фантазии. Но тиран уехал. Он ведь не думает, что я буду голодать два дня?
Спускаюсь вниз, на ощупь нахожу то, что искала — выключатель. Загорается свет и я замираю на просторной кухне, которая до сих пор хранит аромат свежевыпеченного хлеба. Или мне уже это мерещится от желания забить свой желудок поплотнее.
И через пару минут я уже изучаю содержимое холодильника, тут же примечая авокадо, помидоры и яйца. Надеюсь я успею сделать себе тост прежде, чем умру с голоду.
Разобравшись с индукционной плитой, отправляю на раскаленную сковороду яйца и принимаюсь разделывать авокадо.
— Доброе утро.
Сердце пропускает удар и от неожиданности я подпрыгиваю на месте, выпуская из рук нож.
Оборачиваюсь.
Хаджиев.
Стоит во всем своем великолепие.
Высокий. Широкоплечий. Руки вальяжно убраны в карманы брюк.
Темно-синий стильный костюм отлично подчеркивает мускулистое тело мужчины. А белоснежная рубашка особенно выделяет его крепкие мышцы.
— Значит, любишь нарушать правила? — строгий тон вынуждает прекратить меня беспардонно рассматривать своего нежданного собеседника.
— Нет. — Тревожно облизываю губы. — Но я проголодалась.
— Тебя никто не морил голодом, воротить носом была сугубо твоя инициатива.
— Я… Просто… Мне просто было страшно что-либо есть после случившегося в самолете. Ты что-то мне подсыпал. Я знаю это!
— Тата, — с предупреждением цедит Марат и я прикусываю язык. — В самолете у тебя началась паника и проще было тебя отключить. Стюардесса переборщила с дозировкой снотворного.
— Это было не снотворное!
— Закрой рот и сделай мне кофе, — быстро выдает приказ и, откровенно игнорируя мое возмущение, Хаджиев направляется за барный стол с высокими стульями.
— Почему ты еще не уехал? — вопрос звучит резче, чем мне бы этого хотелось. И я тут же жалею о своей импульсивности.
Марат напрягается и, цокнув, начинает неспешно сокращать между нами расстояние. Между собой и жертвой, которая зря повысила голос.