Не повышай на меня голос, птичка
Шрифт:
Останавливается так близко, что в нос ударяет мятный запах геля для душа и головокружительный мужской парфюм.
— Ты нарываешься, птичка, — достав портсигар, он глухим ударом о тыльную сторону ладони выбивает сигарету. А потом подносит к моим губам фильтр, бесцеремонно проводя им по контуру.
— Возьми, — вкрадчиво требует Хаджиев.
Вдох. Выдох. Прежде чем я бросаю на него раздраженный взгляд.
— Я хочу есть.
— Разве так просят?
— Меня вырвет прямо на твою белоснежную рубашку. Уверен,
— Ты очень быстро смелеешь, птичка. — Ухмыляется он в однобокой улыбке. — Я бы вставил тебе в рот более полезную вещь.
Я прекрасно понимаю на что он намекает, и как можно скорей перевожу тему.
— Как я должна попросить?
Скалится, качая головой.
— Вежливо.
Ну что ж…
— Могу ли я поесть, Марат Кадырович?
— Сначала прикури мне сигарету.
Из последних сил сдерживаю порыв плюнуть в надменное лицо мерзавца. Но вместо этого выхватываю из его руки сигарету и вставляю между губ.
Марат помогает мне прикурить, щелкнув перед моим лицом зажигалкой. В горло мгновенно проникает горечь дыма и я едва справляюсь с приступом кашля.
Холодные глаза Хаджиева темнеют, в тот же миг закрывая синюю радужку черными зрачками.
Зверь пробужден.
Под пристальным наблюдением я делаю еще пару затяжек, чувствуя, как голова начинает идти кругом.
Пытаюсь затянуться еще раз, но Марат требовательно перехватывает мою руку и, склонившись, по голодному обхватывает фильтр своими губами.
Только он не курит, а будто смакует мой вкус.
Очень странно.
Ведь к моим губам он никогда не прикасался. Словно они для него являются самой грязной вещью во всем мире. Которые достойны только его пальцев и…
Не будь, дурой, не ищи логику в действиях этого мужчины.
Дыхание перехватывает от внезапного вторжения на обнаженную кожу.
Шероховатые пальцы дотрагиваются до ключицы, плавно очерчивая ее изгиб, а меня буквально током прошибает, огнем опаляет до самых костей.
— Зачем ты вышла из комнаты в таком виде, птичка, — спрашивает он с тяжелой хрипотцой в голосе. Но не у меня, а будто сам с собой разговаривает.
Если бы я только знала, что ты дома, господин Хаджиев, я бы так и сидела в комнате.
Даже если бы мне грозил голодный обморок.
Но вместо того, чтобы воспроизвести свои мысли я с писком прикусываю губу, когда моей кожи касается холодный металл, а потом лямка с треском разрывается и шелковая сорочка соскальзывает вниз…
Глава 14. Кофе
— Что ты делаешь? — тяжело дыша, встречаюсь с его взглядом. И тону.
— Я тоже голоден, — вторую лямку настигает та же учесть и шелк окончательно соскальзывает к моим ногам. Сигарета из моих рук летит в сторону. Вместе
Ох, божечки.
Айсберги чудовища вспыхивают, позволяя синему огню заполнить его взор до краев. Даже смотреть в них опасно, пьянеешь словно по венам растекается Блю Кюрасао со льдом.
Внутри все трепещет и одновременно умирает от понимания того, как на меня действует этот мужчина.
Я ведь помню, какого таять в его руках… сходить с ума. Строптивые пальцы, горячие ладони и дерзость, с которой он доводил мое тело до исступления.
И сейчас я даже испытываю укол разочарования от того, что он ведет нечестную игру. Мучает. Изводит, не касаясь моего тела.
Глазами пожирает взволнованно вздымающуюся грудь, с жадностью проглатывает, будоража во мне каждую клеточку, а соски от такого пристального внимания гудят, твердеют и вытягиваются будто сами в рот к нему запрыгнуть готовы.
И мое тело совершенно не смущает, что мозг уже бьется в конвульсиях, призывая его к разуму.
Разуму, которого не существует рядом с Хаджиевым.
Из последних сил стараюсь сопротивляться глупому влечению.
Но в следующее мгновение в глазах мутнеет. Марат сжимает грудь, с утробным рычанием приникая к ней носом. Вдыхая в себя мой запах как бутон свежей розы.
Машинально упираюсь руками в крепкие плечи, а смысл?
— Я обещаю тебе, Тата, — кусает за напряженную горошинку, вырывая изо рта стон облегчения. Меня уже разрывает от наполняющей тяжести. Мне просто необходимо хоть как-то освободиться от нее. Какой же он необузданный и дикий. — Ты пожалеешь обо всем, что сделала, — и в подтверждение тому Марат обхватывает мое горло огромной пятерней, дергая на себя. — А теперь приготовь мне кофе.
Его тон вновь становится ледяным.
Судорожно сглатываю. Он издевается?
— В т-таком виде?
— Тебя что-то смущает? — неспешно водит пальцами по моей шее, наблюдая за своими движениями, как завороженный, не в состоянии остановиться.
— Все. Я голая, Марат. Я могу хотя бы что-то накинуть на себя?
Раздражает.
Пытаюсь отвернуться от него, но в наказание его грубые пальцы на мгновение перекрывают мне доступ кислорода, возвращая на место.
— Нет.
— А если кто-то зайдет? — с отчаянием шепчу я.
В его глазах загорается насмешка. Словно я сказала какую-то глупость.
Марат теряет ко мне интерес и выпускает из порочного плена, направляясь к столу. Оставляя на шее колючий ошейник от своих прикосновений.
— Это твоя квартира, Тата. Максимум кто к тебе может зайти, это Айза, — усаживается на высокий стул и будто читает немой вопрос в моих глазах. — Домработница. Она ухаживала за тобой пока ты была без сознания.
В голове вновь и вновь раздается эхо: “Твоя квартира…”
— Я здесь буду жить… одна?