Не повышай на меня голос, птичка
Шрифт:
— Хватит, Тата, — хрипит он с какой-то болью в голосе, прижавшись лбом к моему виску, а я иду ко дну, по-прежнему не открывая глаз. Не хочу видеть его. Не хочу. И, когда он от меня не требует этого, испытываю жалкую каплю облегчения.
Слышу лишь его неровное дыхание, когда он одним ловким движением пристегивает меня. Жестко. Даже здесь без слов предупреждает, чтобы и не думала сбежать. Но я буду думать. Буду желать. Будь я проклята, если не сделаю этого.
Я все еще физически ощущаю на себе его пристальный взгляд, поэтому
Вздрагиваю лишь, когда моих губ касается что-то гладкое, прохладное, а потом я улавливаю запах мяты. Только челюсть все также сомкнута.
— Это облегчит неприятные симптомы, — пронзая меня уже привычным своим холодом, раздается сверху низкий голос Хаджиева.
Не смело я открываю рот и принимаю леденец, слегка касаясь языком его пальцев, которыми он тут же обводит мои губы, вынуждая вспыхнуть каждый сантиметр кожи. А внутри все изнывает от боли.
Горячее прикосновение исчезает, а потом я улавливаю тяжелые удаляющиеся шаги. И только, когда я перестаю чувствовать его присутствие, открываю заплаканные глаза.
Меня трясет. Я задыхаюсь, будто все это время была заточена под водой.
Несмотря на всю злобу, что он сейчас вымещал на мне, на ничтожную секунду я заметила слабость, щель в его гранитной броне надменности и жестокости. Но это настолько невозможно, что я, не задумываясь откидываю от себя эту глупость. Я даже не хочу искать ему оправданий. Как и себе.
Глава 10. Тупая сука
Приглушенный зычный голос вырывает меня из объятий темноты.
Открываю глаза и не сразу понимаю где я. Но точно не в самолете.
Голова идет кругом так, что хочется удариться ей об стену. Поэтому я на секунду зажмуриваюсь, мечтая получить толику облегчения.
Тщетно.
Пространство кажется ограниченным. Чувствую это по своей скрюченной позе. Перед глазами двоится. Моргаю. Еще. И еще раз. Только ничего не меняется. Шея ужасно затекла. И какое-то время я остаюсь неподвижной, не в силах пошевелить ей.
А может все случившееся всего лишь кошмарный сон? И сейчас включится свет, а я в крохотной хрущевке лежу на двухместном диване?
Вот только витающий в воздухе аромат дорогого парфюма разбивает мои надежды в жалкие щепки.
В какой-то степени даже испытываю облегчение, что ничего не вижу. Я просто не хочу возвращаться в холодную реальность. Тем более в таком странном состоянии.
И не вернулась бы. Если бы не дискомфорт в теле, который вынуждает меня выбраться из под толщи сонного царства, однако при первой же попытке поднять голову, замираю, ударившись обо что-то.
Сглатываю. Вот черт! Только сейчас понимаю, что из уголка рта все это время текла слюна, а я лежала у кого-то на коленях.
Ладонью вытираю лицо. Отлично просто…
Растерянно поворачиваюсь в сторону шума. Все как в тумане. С трудом замечаю говорящего по
Не обращая на меня никакого внимания, он рявкает что-то в трубку, сбрасывает и принимается водить пальцем по экрану, в тоже время по-хозяйски держа вторую руку на моем бедре.
Постепенно принимаю сидячее положение. А вместе с моим пробуждением в душе возобновляется уже привычное мне чувство тревоги. И в добавок к нему усиливающееся раздражение.
Тяжесть мужской ладони исчезает, а где-то внутри меня зарождается волна алчного желания стереть с себя невидимую метку его прикосновения.
Вот только сил нет даже языком пошевелить. Не могу понять, что со мной происходит.
Дышу глубже от «предвкушения» неизвестности и поднимаю затуманенный взор на Хаджиева.
Только в ту же секунду уже жалею об этом.
Смотрит на меня глазами голодного льва. Раздирает на молекулы. От такого взгляда даже волоски на коже оживают.
— Голова кружится?
— Вроде нет, — болезненно вырывается из пересохшего горла. Вру. Кружится. И очень. — Что произошло? — спрашиваю осипшим от сна голосом, осознавая, что мы находимся в машине.
Неужели мы во Владивостоке? Но как же? Я ведь не могла проспать и даже не почувствовать, как меня вытащили из самолета?
В голове закручивается рой вопросов, пока я пытаюсь выровнять биение вмиг обезумевшего сердца.
Ничего не ответив, Марат достаёт платок и как ни в чем не бывало вытирает мои слюни со своих брюк. Неловко. Возможно, я бы и покраснела из вежливости… Но в следующую секунду замечаю вздыбленную ширинку. И от неловкости за оставленные слюни не остается и следа.
Извращенец.
Даже знать не хочу, о чем он думал, пока моя голова покоилась на его коленях.
Дверь открывается и Хаджиев покидает салон первый.
— Тебя долго ждать? — опершись одной рукой о крышу машины, он заглядывает внутрь. — Я устал, Тата. Идем.
Устал он.
Одновременно и боюсь его, и глаза выцарапать хочу.
Вспыхнувшая в крови ярость помогает мне ощутить слабый приток сил.
Но все равно что-то не то.
Игнорирую его протянутую руку и, гордо вздернув подбородок, открываю дверцу со своей стороны. Вот только встав на ноги, они тут же подкашиваются и я чуть не разбиваю лицо об асфальт, вовремя выставив перед собой руки.
— Черт, — шиплю от резкого жжения на ладонях, но я даже подняться не успеваю, как мое тело отрывают от земли.
— Ты невыносима! — цедит он сквозь зубы, крепче прижимая к себе, а у меня и сил то нет отталкивать. Конечности за одно мгновение наливаются тяжестью и они больше мне не подвластны. Напоминаю собой желейную массу, точно такую же, как в моей голове вместо мозгов.
— Чем ты меня накачал? — ослабевшим голосом шепчу я.
— Тупая сука, — бурчит себе под нос, прежде чем опустить меня на каменные ступени.