Не прикасайся ко мне
Шрифт:
— И когда ты присоединишься к нам?
— Когда капитан скажет, что пробил решающий час.
— Хорошо, прощай!
LI. Перемены
Застенчивый Линарес был задумчив и полон беспокойства; он только что получил письмо от доньи Викторины, которое гласило следующее:
«Уважаемый кузен: через три дня надеюсь узнать убил ли тебя алферес или ты его. Не хочу ждать больше ни одного дня пока эта животное ни будет наказано. Если срок пройдет и ты его ище не вызовешь
Лубящая тебя всем сердцем твоя кузина
Викторина де лос Рейес де Де Эспаданья.
Сампалок понидельник в 7 ч. вечера».
Положение становилось серьезным: Линарес знал характер доньи Викторины, знал, на что она способна. Приводить ей разумные доводы — все равно что говорить о чести и порядочности карабинеру-таможеннику, когда ему представляется случай объявить контрабандой какой-нибудь товар. Умолять ее бесполезно, обмануть — и того хуже. Остается только дуэль.
— Но как его вызвать? — говорил сам с собой Линарес, прохаживаясь в пустой комнате. — А если он спустит меня с лестницы? А если я повстречаю его супругу? Кто будет моим секундантом? Священник? Капитан Тьяго? Будь проклят тот час, когда я послушался ее советов! Старая болтунья! Кто заставлял меня рисоваться, плести небылицы, пускать пыль в глаза! Что скажет обо мне эта сеньорита?.. Секретарь всех министров! Теперь это для меня что камень на шее!
Печальный монолог доброго Линареса был прерван приходом отца Сальви. Францисканец в самом деле выглядел более худым и бледным, чем обычно, но глаза его блестели, и губы кривила странная усмешка.
— Сеньор Линарес, вы в одиночестве? — кивнул юноше священник, направляясь в зал, откуда через полуоткрытую дверь доносились звуки фортепьяно.
Линарес попытался изобразить улыбку.
— А где дон Сантьяго? — спросил священник.
В этот момент появился капитан Тьяго, поцеловал священнику руку и взял у него шляпу и палку, блаженно улыбаясь.
— Идемте, идемте, — говорил отец Сальви, входя в зал в сопровождении Линареса и капитана Тьяго. — У меня хорошие новости, интересные для всех. Я получил из Манилы письма, которые подтверждают послание, переданное мне вчера сеньором Ибаррой… Таким образом, дон Сантьяго, недоразумение уладилось.
Мария-Клара, сидевшая у фортепьяно между двумя своими подругами, приподнялась, но тут же в изнеможении снова опустилась на стул. Линарес побледнел и взглянул на капитана Тьяго; тот опустил глаза.
— Этот юноша начинает мне нравиться, — продолжал священник. — Вначале я обошелся с ним сурово, он… несколько горяч по натуре, но потом он так хорошо сумел загладить свой проступок, что на него больше нельзя сердиться. Если бы не отец Дамасо…
И отец Сальви быстро взглянул на Марию-Клару;
— Отец Дамасо?.. — переспросил Линарес.
— Да, отец Дамасо сказал, — продолжал священник, не отрывая взора от Марии-Клары, — что… как крестный отец, он не может разрешить… Однако, я полагаю, если сеньор Ибарра вымолит у него прощение, все, без сомнения, уладится.
Мария-Клара встала, попросила извинить ее и удалилась вместе с Викторией в свою комнату.
— А если отец Дамасо его не простит? — спросил тихо капитан Тьяго.
— Тогда… Мария-Клара сама решит… ведь отец Дамасо ее отец… духовный; но я думаю, что они договорятся.
В эту минуту послышались шаги, и вошел Ибарра в сопровождении тетушки Исабель; его приход произвел на присутствующих весьма различное впечатление. Юноша приветливо поздоровался с капитаном Тьяго, не знавшим, смеяться ему или плакать, и низко поклонился Линаресу. Отец Сальви поднялся со своего места и с таким благоволением протянул ему руку, что Ибарра не мог скрыть изумления.
— Не удивляйтесь, — сказал отец Сальви, — я только что хвалил вас.
Ибарра поблагодарил и подошел к Синанг.
— Где ты прятался весь день? — защебетала она. — Мы все гадали: куда задевалась эта душа, прошедшая через чистилище? И каждая из нас кое-что сказала на твой счет.
— Можно узнать что?
— Нет, это секрет, но я уж тебе скажу, только на ухо. А сейчас говори, где ты был, чтобы мы знали, кто из нас угадал.
— Нет, это тоже секрет, но я тебе шепну на ушко, если эти сеньоры позволят.
— Да, конечно, конечно! Что за церемонии! — сказал отец Сальви.
Синанг потащила Крисостомо в другой конец зала; она была в восторге, что с ней поделятся тайной.
— Скажи мне, дружочек, — спросил Ибарра, — Мария сердится на меня?
— Я не знаю, но она говорит, что лучше бы ты ее забыл, и при этом плачет. Капитан Тьяго хочет, чтобы она вышла замуж за того сеньора, отец Дамасо — тоже, а она не говорит ни да, ни нет. Сегодня утром, когда мы толковали про тебя и я сказала: «А вдруг он влюбился в другую и пошел к ней?» — она ответила: «Ну и пусть!» — и заплакала.
Ибарра помрачнел.
— Скажи Марии, что я хочу поговорить с ней наедине.
— Наедине? — спросила Синанг, нахмурив брови и взглянув на него.
— Нет, но совсем наедине, но чтоб не было вон того…
— Это трудно сделать, но ты не беспокойся, я ей передам.
— А когда я получу ответ?
— Завтра, приходи пораньше. Мария не любит оставаться одна, мы всегда с ней; одну ночь Виктория, а другую — я; завтра моя очередь. Но, послушай, а где же тайна? Главного ты ведь еще не сказал!
— Верно! Я был в селении Лос Баньос; хочу заняться кокосовыми орехами и думаю построить фабрику, а твой отец будет моим компаньоном.
— И больше ничего? Ну уж и тайна! — громко воскликнула Синанг тоном обманутого ростовщика. — А я — то думала…