Не проси моей любви
Шрифт:
Сейчас все палаты пустовали.
– Располагайтесь, – предложил радушный хозяин.
Он все же счел нужным проводить Нору и Германа до их нового жилища и даже донес чемодан.
При ярком холодном свете люминесцентных ламп Нора взглянула ему в глаза. Лето у него выдалось непростое. Как и у них, да… у них всех. Однако сейчас Аркадий выглядел собранным и спокойным. Гладко выбритое мужественное лицо шерифа из вестерна, благородная седина на висках – недавно ему исполнилось сорок пять, – несмываемый загар морского волка. О внутреннем смятении, вызванном присутствием Германа,
– Спасибо, – вежливо произнес Герман. Раздвинул занавески, полюбовался через оконное стекло на исполинские ели, верхушки которых тонули в густом тумане, и, обернувшись, добавил: – Мы разберем вещи, переоденемся и придем поздороваться с Лерой. Не возражаешь?
– Приходите, да. Надо поговорить. И захватите Кольцова-младшего.
Герман кивнул.
– Обязательно.
– Надеюсь, вы успели проголодаться. Лера планирует накормить вас до отвала. Уговорила Зинаиду испечь пирог с рыбой, а сама сейчас готовит свинину по-царски.
– Молчи, – застонала Нора.
И решив, что немного фамильярности не помешает, с обезоруживающей улыбкой вытолкала доктора в коридор.
2
И вот оно, счастье. В сухой и чистой одежде, с вымытыми и безупречно уложенными волосами, она сидит за круглым обеденным столом в обставленной добротной дубовой мебелью гостиной Белого дома и уплетает свинину по-царски, запивая чилийским мерло. Слева от нее расположился Аркадий, справа – Леонид, напротив – Лера и Герман.
Лера не смогла отказать себе в удовольствии обласкать любимчика и, начав ворковать еще в дверях, к моменту посадки за стол завладела им полностью, игнорируя сердитое фырканье сестры. Слишком усталый и голодный, чтобы сопротивляться, он отдал себя, точно котенка, в добрые руки, тем более что требовалось от него не так уж много: есть то, что она накладывала ему на тарелку щедрой рукой, слушать, кивать, изредка одаривать ее благодарной улыбкой… Вот шельма! Пожив с ним вне стен этого сумасшедшего дома, Нора уже и забыла, какой обаятельной бестией он умеет быть.
Свинина по-царски представляет собой отбивную, сверху которой слоями уложены нарезанный кольцами репчатый лук, натертый на крупной терке картофель, смешанный с аджикой майонез, помидоры, сыр – и вся эта благодать запечена в духовке. Вкуснота необыкновенная! Тут же, на столе, теснятся разнокалиберные керамические миски и салатницы с маринованными огурчиками, черными маслинами, лососевой икрой, свеклой с грецкими орехами в сметане… Глядя на бутылку мерло в руках Аркадия – третью по счету, – Нора пытается вспомнить, когда они последний раз собирались за этим столом, чтобы поужинать в непринужденной обстановке, и не может. Причиной их с Германом отъезда с фермы послужили не слишком радостные события. Впрочем, и события, ставшие причиной возвращения, радостными назвать было нельзя. Ладно, сейчас самое время расслабиться. Мягкий свет пятирожковой люстры с фантазийными плафонами, тяжелые гобеленовые портьеры, фигурный паркет…
– Итак, – бодрым голосом прервал затянувшуюся паузу Аркадий. –
– Да. – Тот положил вилку на край тарелки, вытер губы бумажной салфеткой, вздохнул и сделал маленький глоток из только что наполненного бокала. Вздохнул еще раз. – Мы пережидали грозу в одном из пустующих лагерных бараков…
Пока он рассказывал, в гостиной стояла мертвая тишина. Все взоры были обращены на него, сам же он смотрел преимущественно на свой бокал, время от времени начиная вращать его за высокую тонкую ножку. Нахмуренные темные брови, четкая отрывистая речь и прямая спина выдавали тщательно скрываемое напряжение.
Упоминание о ноже заставило Аркадия выпрямиться на стуле, копируя позу Германа. Лера прижала пальцы к губам, стараясь подавить возглас не то ужаса, не то восторга. Нора покосилась на Леонида. На бледном лице его – застывшем, изумительно правильном, как у мраморной статуи греческого бога, – блестел пот.
– Холодное оружие, – пробормотал Аркадий, когда Герман умолк. – Этого только не хватало. Ты умеешь работать с ножом?
– Да.
– И ты готов был совершить убийство?
О том же спрашивала Нора несколько часов назад в заброшенном бараке. И сейчас, в уютной гостиной Белого дома, под прицелом четырех пар глаз, Герман повторил свой ответ:
– Да, был готов.
Аркадий молчал.
– Слава богу, человек Андрея Кольцова не стал это проверять, – с нервным смешком произнесла Лера, вероятно, чтобы разрядить обстановку.
– Ты был готов убить любого человека, разыскивающего Леонида по приказу Кольцова-старшего? – после паузы решил уточнить Аркадий. – Или именно этого человека, Бориса Шаталова?
– Любого, – ответил Герман. – Но этого с особенным удовольствием.
– Личные счеты?
– Можно и так сказать.
Еще одна пауза. Взгляды серых глаз и зеленых скрестились, как фехтовальные шпаги. Пользуясь случаем, Лера подложила на тарелку Германа ломтик сыра и несколько маслин.
– Что же произошло на той знаменитой вечеринке? – задумчиво произнес Аркадий. – Если за это ты готов убить. Я знаю, тебя принуждали вступить в сексуальный контакт с Андреем Кольцовым. Но как именно принуждали? И почему Кольцов так и не получил желаемого? Почему не приказал двум крепким парням из своей свиты поставить тебя в позу и держать, пока он не наиграется?
Леонид кашлянул. Лицо его перекосилось от злобы. Но доктор Шадрин был неумолим. Он хотел знать правду и смотрел на Германа взглядом мирового судьи.
– Меня не принуждали вступить в сексуальный контакт, – ответил тот. – Меня принуждали об этом попросить. Для начала.
– Не понял, – медленно произнес Аркадий.
Герман глотнул еще вина.
– Видишь ли, господин Кольцов – не насильник. «Нагните мне мальчика, чтобы я ему вставил» – не его стиль. Он человек творческий, если можно так выразиться. И когда я отверг его ухаживания, решил меня… м-м… переубедить.