Не пытайтесь это повторить
Шрифт:
– А кстати, какой ты национальности? Или у дхианов не бывает национальности?
– Я не знаю, что такое национальность, – как-то хитровато сказал Лекант. – Объясни.
– Как объяснить?
– Мм, поцелуем.
– Лекант, что ты со мной делаешь…
Его руки легли мне на талию.
– Тийя, я тебя обожаю.
Некоторое время мы целовались, забыв обо всем. Потом я побоялась, что будет еще одна вспышка сверхновой, и тихонько отстранилась от Леканта. Он все понял и не стал настаивать, только грустно посмотрел на меня.
– Однако вернемся к чтению, – сказала я хрипловато. – Не хочешь этим разнообразить свой досуг?
Я подвела его к шкафу с книгами.
– Это книги? – чуть удивленно спросил он.
– Да. –
– Ага.
– Хочешь, почитаю?
– Почитай.
Я раскрыла наугад и прочла:
Отзвонили в преддверии праздника.Колокольня – оплывшей свечой.В этой жизни случается разное,Не жалейте, мой друг, ни о чем.Улыбнитесь в ответ на проклятия,Это, право, несложно суметь.Пусть сегодня с советом некстати я,Сберегите в душе и в уме —Пригодится. Ведь столько нам вынести,Перекладины плечи натрут…И никто не воскликнет нам: «Вы естиМиру свет». Только пыль на ветру.Соль – глазам. Ох, как маяться много намПо дорогам под вечным дождем…Но не стоит возиться с итогами.Наше время придет. Подождем.– Хорошо, – улыбнулся Лекант. – А теперь, позволь, почитаю я.
Он взял у меня из рук книгу и, пролистав, нашел:
Жребий короля или поэтаНи к чему. И мне ли выбирать?Дал мне Бог печалиться за этотМир, в котором нечего терять.Если б не холмы Твои, не горы,Если б не пруды, как зеркала.Никуда бы дальше ВокулёраЯ, Владыка, в жизни б не пошла.Но душа осмелится и кинетВсех и вся, что были ей дружны…Отчего у ангелов такиеЛица – словно радуга нежны?Это все лишь по Господней воле.Опустите меч. Окончен бой.Если б не сады Твои, не поле,Не разлив небесно-голубой!Как сияет небо на востоке!Я уйду. Не будет больше битв.Дал мне Бог молиться за жестокийМир, в котором некому любить.Лекант читал не как профессиональный чтец или диктор. Но от его голоса у меня мурашки бежали по коже. И стихи из цикла «Песни Жанны д’Арк» звучали совсем по-новому. А потом Лекант сказал:
– Я знал ее.
– Кого?
– Жанну. Орлеанскую девственницу.
– Правда?
– Да. Я никогда не лгу, Тийя. Дхианы никогда не лгут.
– Тогда расскажи мне про Жанну. Я очень люблю ее и жалею. Я даже сочинила пьесу про нее. Правда, ее нигде не напечатали…
– Хорошо, расскажу. Но ты вроде бы хотела спать…
– Передумала. Высплюсь как-нибудь потом.
Мы раздвинули диван и улеглись рядом. Лекант обнял меня за плечи и стал рассказывать о том, как юной Жанне явился архангел, как она отправилась в свой нелегкий путь,
А потом я спросила:
– Скажи, а разве это было невозможно?
– Что?
– Чтобы ее не сожгли?
Лекант помолчал немного, а потом ответил:
– Ее судьба уже была написана и завершена. Я не мог ее спасти.
– Ты?! Но ты пытался?
– Да. Она была мне другом.
– Ты любил ее?
– Не так, как тебя, Тийя. Жанна, она… Ее невозможно было желать.
– А меня ты желаешь?
– Больше всего на свете, Тийя. Наверное, ни один мужчина не желал женщину так, как я тебя.
Лекант прижал меня к груди и вздохнул.
– Спи, Тийя, – прошептал он. – Тебе нужно отдохнуть.
И на меня навалился сон.
Проснулась я от аромата кофе и разговора.
Боже, который час?!
Ф-фу, половина девятого утра… А то я испугалась, что мы на телевидение опоздаем.
Хотя… Может, не стоит туда вообще ходить?
Но вроде пообещали.
И потом, меня немного грела мысль, что мы с Лекантом засветимся на телеэкране. Все-таки какая-никакая, а слава.
А я, если честно, сама не своя до славы.
Я оправила на себе вечернее платье, в котором так и улеглась спать, и вышла на кухню.
Там родители пили кофе и угощали Леканта.
– О! – поприветствовала я их. – Так вы вернулись от дяди Саши?
– Да, – сказала мама. – Ох, зачем мы только пили рислинг! Такая изжога!
– Пить вредно, – наставительно произнесла я. – Кофе спасает?
– Спасает, – засмеялся папа. – Мы с Лекантом пьем уже по третьей чашке. Кстати, мы сказали дяде Саше и тете Любе, что ты скоро выходишь замуж.
– А они что?
– Они пообещали прийти на свадьбу.
– Ну кто бы сомневался! Ладно, пойду в ванную, и надо переодеться. Сегодня нам с Лекантом предстоит оказаться на телевидении. Как это получилось – потом расскажу.
И я направилась в ванную.
Там я сняла вечернее платье, привела себя в порядок, подправила макияж и набросила старый ситцевый халатик. Пока родители и Лекант кофеманили (из кухни доносились звуки песен «Белой гвардии» и веселого разговора), я пробралась в свою комнату и выбрала одежду для интервью: темно-зеленые расклешенные брюки плюс салатного цвета шелковая блузка и черненький жилетик. Выглядела я в этом – просто закачаешься. Последним штрихом стали сухие духи. Я нанесла их на запястья и на мочки ушей. Все завлекаю Леканта, завлекаю. Чтобы от меня ему не было передышки!
Леканту я достала свежую рубашку. У папы было их много, еще в упаковках, и я подумала, что он не обеднеет, если поделится одной. А размер подходящий.
Лекант допил кофе, облачился в новую сорочку, оценивающим взглядом окинул меня и мой наряд и сказал:
– Идем?
– Да, пора. А то Кашкин изволнуется весь.
– От тебя пахнет новым ароматом.
– Это духи «Маркиза». Нравится?
– Конечно. Но больше всего мне нравится запах твоего тела без духов.
Я расцвела.
Телецентр у нас располагался на Крестовоздвиженской площади. Раньше в этом здании размещался молельный дом адвентистов седьмого дня, а потом они не выдержали и сбежали из нашего города. Здание же было хорошим, с налаженной инфраструктурой, вот туда мэр и засунул телевизионщиков.
Мы вошли в полутемный прохладный вестибюль, и на нас тут же обрушился Акакий Кашкин.
– Привет! – жизнерадостно пролаял он. – Я вас уже заждался. Ну пошли в предбанник.
Предбанником оказалась большая комната, одной своей половиной представлявшая гримерную, а другой – склад микрофонов и старых акустических колонок. Не очень-то это роскошно выглядело. На стене висел плакат с изречением из «Опытов» Мишеля Монтеня: «Чувство диктует нам более повелительно, чем разум». Что ж, в моем случае это совершенно справедливо.