Не родись богатой, или Синдром бодливой коровы
Шрифт:
Настя не видела его, но хорошо слышала. Он прошел совсем близко, словно большой осторожный кот. Скрипнуло кресло. На минуту в помещении повисла ватная тишина. Потом стукнула дверь, и голос Медведовского воскликнул:
– Слава богу, что вы уже здесь! Я так перенервничал!
– Где она? – Ясюкевич так рявкнул, что Настя чуть не упала в своем шкафу.
– Не знаю, – испугался тот. – Я оставил ее тут… Просил подождать… А сам побежал вас встречать, предупредить охрану…
– Как она представилась?
– Ни… никак.
– Кретин! – процедил Ясюкевич. – Форменный кретин.
Повисла небольшая пауза, потом
– Так, ребята. Из офиса она ушла. Ушла только что. Начинайте искать с верхних этажей. Она могла от страха забиться под крышу. – Он оборвал связь и снова обратился к гендиректору: – Что она тебе сказала?
– Она все про вас знает! – Голос Медведовского трепетал от ужаса, словно бумажный флажок от ветра. – Она показала мне вашу визитку. Сказала, что вы убиваете людей…
– Мою визитку?
– Нет, фирмы. Фирмы!
– Посмотри на снимок, – перебил его лепет Ясюкевич. – Это она? Да не трясись, гляди внимательнее!
– Она, точно, – ответил Медведовский, неожиданно обрадовавшись Настиному снимку. – Только теперь у нее короткая стрижка и очки. Узкие такие очки…
– Я знаю, – оборвал Ясюкевич, и Настя помертвела.
«Откуда у них моя фотография? – пронеслось в ее голове. – Как они меня вычислили?!»
– Вот что, Медведовский, – приказал между тем Ясюкевич. – Возможно, она еще в здании. Возьми несколько фотографий, иди предупреди охрану внизу, чтобы ее задержали. Под любым предлогом. Скажи, что она украла у тебя важные документы. А я отдам распоряжения своим людям.
– Ага, – пробормотал Медведовский и вышел. Ясюкевич принялся ходить взад и вперед мимо шкафа и отдавать распоряжения по телефону:
– Ищите ее в каком-нибудь укромном местечке в туалете, за портьерами, в шкафу…
Когда он сказал – в шкафу, Настя зажала рот двумя руками. Какого же маху она дала! Медведовский-то, выходит, с ними заодно! Значит, это не бедные родственники «заказывают» супружеские пары, ее расчеты оказались неверными. В реальной жизни все не так, а как – она не могла сообразить. Она понимала еще меньше, чем прежде. Впрочем, голова ей не служила сейчас, как положено. Голова отказалась думать, а только смотрела и слушала. При этом была такой пустой, словно никаких мозгов в ней сроду не водилось.
Снаружи несколько раз тоненько чирикнул сотовый.
– Да! – нервно ответил Ясюкевич, снова проходя в опасной близости от шкафа. – На каком этаже? На десятом? Хорошо, я сейчас подойду, ничего не предпринимайте.
Послышались приглушенные ковром шаги, закрылась дверь, и наступила тишина. Обливаясь потом, Настя выбралась из шкафа и, подлетев к двери, выглянула в приемную – никого. Теперь дверь в коридор. Сквозь щелку она увидела, что Ясюкевич прошел половину коридора и повернул к лифтам. Настя вслушивалась так, что у нее кровь шумела в ушах от напряжения. Вот, кажется, лифт пришел. Теперь двери закрылись. Он уехал! На десятый этаж.
Настя подумала, что никто, кроме Ясюкевича, не знает ее хорошо. Так хорошо, чтобы с первого взгляда, с лету, сообразить, кто перед ним. Она сняла и сунула в сумочку «засвеченные» очки, прихватив со стола Эльвиры другие – большие, в старомодной оправе грязно-розового цвета. Попеременно то приседая, то приподнимаясь на цыпочки, она добежала до лестницы, опасаясь, что навстречу ей сейчас выйдет кто-нибудь
Настя просквозила один пролет по лестнице и неожиданно остановилась, как будто налетела на препятствие. Кто-нибудь из людей Ясюкевича должен стоять на этой чертовой лестнице. Это ведь выход, а выходы они должны перекрыть! Настя попятилась в незнакомый коридор и быстро пошла к лифту. Здесь оказалось довольно оживленно – на площадке топталось целых четыре человека, и Настя подумала, что, может быть, ей и повезет добраться до первого этажа. Но как потом она выберется на улицу?
Когда двери лифта открылись, Настя напряглась, ожидая увидеть в нем своих преследователей. Однако кабина была благословенно пуста, и у нее вырвался невольный вздох облегчения. В лифт вошли по очереди злобно сопящий дядька с красной, словно обваренной кипятком, лысиной и женщина, которая что-то тихо и озабоченно говорила ему. Затем внутрь ступила сосредоточенная девушка, прижимающая к груди папку, за ней высоколобый молодой человек с криво застегнутыми пуговицами и драным портфелем в руке. Настя вошла последней и спросила:
– Всем вниз?
Они нестройно ответили:
– Да.
Лифт поехал, и Настя, к неудовольствию пассажиров, полезла в глубь кабины.
– Извините, – нервно улыбалась она. – Мне нужно поправить ремешок на босоножке. Простите.
Мягкий толчок – и лифт остановился. Двери поехали в стороны. Поверх голов Настя сразу увидела шофера микроавтобуса – того, который приезжал к Мерлужиным на дачу. Хорошо, что он не видел ее тогда, этот шофер.
– Послушайте! – потянула она за локоть нескладного молодого человека с портфелем. – Вы не поможете мне дойти до туалета? Кажется, я подвернула ногу. Надо сделать холодный компресс.
– Конечно! – растерялся тот и неуклюже подставил руку, оттопырив тощий локоть. – Держитесь за меня.
«Они ищут девушку в единственном числе, – подумала Настя, направляя своего спутника по тому пути, который казался ей наименее опасным. – Поэтому на меня пока не обратили внимания. Как умно я придумала! И оделась неброско. – На ней была юбка цвета мышиной шерстки и делового покроя блузка. – В таком виде я похожа на одну из участниц конференции».
Участники конференции почему-то до сих пор не закрыли дверь в зал. Они роились внутри – все с одинаковыми папками в руках, создавая равномерный гул, похожий на гудение турбины.
– Ой, а проводите меня туда! – сказала Настя, кивнув подбородком в конференц-зал. – Я там посижу немного.
Молодому человеку было без разницы, куда ее деть. Он довел ее до кресла и, рассеянно кивнув, удалился. Настя смотрела, как он движется к выходу из здания, как двери раскрываются перед ним, как он выходит на улицу и исчезает в мировом пространстве. «У меня такой финт не пройдет, – отрешенно подумала она. – Меня задержат еще на подступах. Вон тот нервный тип, шныряющий между колонн. Или вон тот, который стоит, словно изваяние, и водит глазами по сторонам. Или шофер, которого я знаю в лицо».