Не рычите, маэстро, или счастье для Льва

Тур Тереза

Они оба, замерев, наблюдали, как от удара об пол футляр раскрылся, и кольцо покатилось по полу.

…

Она бы отдала и полцарства, и корону (если б она у нее была), и все, что только могла придумать за морковку по-корейски. И, вероятно, если бы Лева вчера притащился не с кольцом, а с божественным кушаньем, то его бредовые идеи о совместной жизни нашли бы больший отклик в ее сердце. Ну, вызвали бы гораздо меньший протест. Факт.

Или это потому, что ее сегодня не тошнило? И можно было выспаться, не отвлекаясь на мысли, что ты –

космонавтка, тебя готовят ко всему и сразу. И поэтому крутят на центрифуге постоянно. Выспаться можно. Без выматывающей мути перед глазами. Что опять же внушает сдержанный оптимизм.

Нет, это совершенно не говорит о том, что она собирается принять более, чем щедрое предложение Левы. Но и убивать его уже не хочется. Слишком хорошо. Слишком лень. Как и думать о том, что ей со всем этим богатством делать.

Потом. Она подумает об этом не то, чтоб завтра. Завтра она попытается улизнуть и найти морковку. Может не решиться ее съесть. Так хоть понюхает. И мир просто засияет. А потом, очень сильно потом она примет какое-нибудь решение.

– Привет, воробушек.

Ну, кто бы сомневался. В палату заглянула бабушка.

– О, ты по второму кругу, - Ирина рассмеялась.

 - При Саше, думаю, не стоило расспрашивать тебя о планах на будущее. Он успокоился, увидел тебя. Убедился, что все в порядке. Вот я отвела его домой. И вернулась.

– Бабушка, - поморщилась Ирина. – Вот честно, я в таком изумлении, что понятия не имею о своих планах на будущее. Пока могу сказать – из грандиозных свершений…

Она взяла драматическую паузу. Улыбнулась бабушке, которая напряглась и как-то слишком серьезно на нее смотрела. Проговорила:

– Я собираюсь добиться того, чтобы токсикоз ушел. Пока все.

И добавила под облегченный выдох Антонины Георгиевны:

– А у тебя был Лев.

Прозвучало насмешливо.

– Был, - не стала спорить госпожа профессор. – Звонил, заезжал, привез игрушки – магазин скупил, не иначе. Спрашивал, чем помочь. Няню организовать для Саши. Денег дать, обеспечить продуктами. Нанять кинолога для Джесс.

– А Джесс кинолог зачем?

– Ну, с точки зрения неподготовленного человека, так называет тот, кто будет твою зверюгу выгуливать. И ты знаешь, на это барство дикое я согласилась. Как и на доставку продуктов – он мне приложение скачал. Очень удобно. А с няней я и сама разобралась. Вызвала прежнюю.

– Вот и умница.

– Вы до чего договорились? – с тревогой спросила Антонина Георгиевна, вспоминая музыканта, который пришел к ней совершенно растерзанный. И, как она поняла, чувством вины. И беседой с внучкой.

– Ну, Лева зашел с невообразимых козырей. Предложил мне очаровательный вариант домостроя: дом, дети и он. Я увольняюсь и переезжаю в Москву. Красота же. Нет, я всю жизнь готовилась к подобной просто головокружительной карьере домохозяйки.

Бабушка что-то проворчала. Ира напрягла слух. Цензурного в высказывании не было ничего. Но и прошлась госпожа профессор не только

по Леве.

– Нет, а я-то при чем? – изумилась Ирина. – Я вела себя корректно. Хотя меня от него дико тошнило. Я его даже не послала. Нет, конечно, послала. Но не ругалась, не сквернословила, кстати. Просто сказала, что пока плохо себя чувствую, подобные вопросы решать не буду.

– Вот уже слава Богу.

– Но добавила, что и видеть его не хочу. Как мне станет лучше – приеду, будем договариваться. Потому как его предложение неприемлемо.

– Ирааааа.

– Что Ира? Мне и так плохо. Я ж как скажу что-нибудь. Потом, как в себя приду, будет неловко. И я себя ругать буду. А мне не нравится себя ругать. Я себя хвалить люблю.

Бабушка качала головой.

– Слушай. Вот только не говори, что перешла на сторону зла. Потому что у него оказались печеньки.

– Ира.

– Ну что – Ира.

– Я не всегда понимаю твои жаргонизмы.

– Ах, оставьте, госпожа профессор.

– Надо договариваться.

– Надо. И я вот как раз собираюсь выступить с встречным предложением, - улыбнулась внучка. Получилось кровожадно.

– Каким?
– обречено спросила Антонина Георгиевна.

– Мне нравится идея гостевого брака. Он приезжает. Как красно солнышко. Нечасто. Как в этом месяце – вообще идеально. Главное, без загонов, как в Университете.

– И?

– Ну, гуляем, общаемся. Перецелует детей – и по домам. И каждый живет своей жизнью. Это главное.

– Ира, ты понимаешь, что ты говоришь?

– Дело я говорю. Какой из него, этого гениального, так и не повзрослевшего ребенка, муж? Какое из него верное плечо? Он забыл телефон дома. Ладно, бывает. Но это не повод вести себя на той лестнице, как козлищу. И это его восхитительный пассаж о том, что его не интересует, что со мной случилось.

– Ревность. Неуверенность в себе.

– Ревность. Неуверенность в себе. Но мне-то как с этим? И вообще – с ним же жить невозможно!

– Слушай, для женщины, которая готовится подарить ему второго ребенка, ты как-то удивительно вовремя задумалась обо всех сопутствующих издержках.

– Ну, предположим, второго ребенка я готовлюсь подарить себе. А уж потом все остальное.

– Я поняла. Вы с Левой просто созданы…

– Друг для друга?

– Нет. Для того, чтобы мотать нервы окружающим. С огоньком.

– Бабушка, не злись.

– Я злюсь. Потому что надо – по-человечески. Надо договариваться.

– Надо согласиться на все, что он предложил. Хлопать в ладошки, как на его концертах, смотреть в глаза как преданная собака и повторять: «Да, любимый. Конечно, любимый». И тебе, конечно, прекрасно известно, что для меня карьера домохозяйки, ну, просто предмет мечтаний.

– Нет. Еще вещи, на которые ты не пойдешь. Есть вещи, на которые не пойдет он. Но зачем доводить до разрыва?

– Не знаю. Я была так очарована, так влюблена. Просто дышала им. Но сейчас.