Не сотвори себе кумира
Шрифт:
– Помогите в беде, товарищ капитан…
– В чем дело? Откуда и кто вы? — с напускной строгостью спросил он, присматриваясь, встречал ли меня в своих владениях или нет.
– Я ленинградец и ехал издалека, да вот случилось такое, что дальше и ехать нельзя.
– Не очень понятно. Говорите точнее.
– Коротко говоря, в этом поезде у меня вытащили бумажник со всем содержимым, включая и билет до Ленинграда…
– Как же это могло случиться среди бела дня?
– Признаюсь честно: перед обедом я выпил…
– Оно заметно: водкой от вас несет, как из бочонка, —
– Если честно, я еще с утра выпил как следует, и перед Могочей укачало… От Хабаровска лежачих мест не было, и я почти не спал. А в Могоче освободилась багажная полочка… Проснулся в Нерчинске, хотел в буфете поправиться, хватился за пиджак, а от бумажника и след простыл…
Врал я вдохновенно, вспоминая все названия по чистому наитию, мгновенно. Впрочем, мы знали на память почти все станции от Читы до Благовещенска, потому что этот путь вспоминали часто…
– Откуда едете?
– Из Комсомольска. Я техник-строитель, отработал по вербовке два года без отпуска и вот наконец вырвался отдохнуть на целых три месяца. А теперь не знаю, как и добираться буду.
Начальник долго мерил меня взглядом и наконец строго сказал:
– У меня тут не собес и не касса взаимопомощи. Паспортов всем проезжим растяпам я тоже не выдаю. Но и находиться вам здесь, в Шилке, тоже не разрешаю… Почему не поехали до Читы? Там ведь областной центр, большой город.
– Побоялся, что ссадят раньше, где-нибудь в дыре. А тут все же хотя и небольшой, но город. Посоветуйте что-нибудь…
– Тут тоже не город, и в таких делах я не советчик. Даю вам двадцать четыре часа — и чтобы за это время вашего духу здесь не было.
– Но ведь у меня нет денег на дорогу! На тридцатку, которая затерялась в кармане, далеко не уедешь…
– А вот это уж меня не касается. Всего хорошего! Из кабинета я вышел еще более уверенно. Подмигнув заговорщицки дежурному, я не спеша перекинул бушлат на левую руку, а правой прихватил за ременную ручку баул. Я был окрылен: меня не приняли за беглого зэка или бродягу и даже не заподозрили. Это уже хорошо. Теперь нужно во что бы то ни стало добыть денег, чтобы ехать дальше. И обязательно с билетом. Настроение мое настолько поправилось, что на обратном пути к вокзалу я мысленно напевал:
Шилка и Нерчинск не страшны теперь,Горная стража меня не поймала,В дебрях не тронул прожорливый зверь,Пуля стрелка миновала…Старинная арестантская песня была сложена словно бы для меня: почти все так — и Шилка, и стража, и таежный зверь. Все это было. Вот только стражник в меня еще ни разу не пулял. Но ведь и путь мой еще не окончен, далеко не окончен. А насчет "пулянья", так это могло случиться и сегодня утром… Держись, Иване! Жизнь лишь начинается, и впереди еще все те же семь тысяч километров…
Семь с лишним тысяч километров — это даже
К вокзалу я подходил уже без песен бродяг. Мое легкомыслие схлынуло, но оно было как разрядка, в которой я так нуждался. Я внимательно приглядывался, не видно ли поблизости каких-нибудь "вольных" строек, не осталось ли тут чего-нибудь недоделанного: сарая, двора для коз, какой-нибудь пристройки?
Вокруг вокзала было тихо и почти безлюдно. Впрочем, сам городок находился немного южнее, в долине реки Шилки, и там, очевидно, работа нашлась бы. Но в город идти было страшно и рискованно. Надо искать работу где-то тут, поблизости. И немедля!
В вестибюль вокзала я вошел со стороны улицы и снова заглянул в буфет. Буфетчица прибиралась в буфетной витрине и, взглянув на меня, признала: всего минут пятнадцать назад она наливала мне стопку водки, самому последнему в стоявшей очереди.
– А вы разве не уехали с поездом? Не успели? — удивленно спросила она.
– Уехать мне было не на что, вот и остался…
– Как так — не на что? А сюда как же приехали?
– Обворовали меня в этом поезде где-то между Могочей и Нерчинском, вот и остался на бобах…
– Да как же это так? Вот беда-то…
– Вот так. Заснул, видимо, крепко у висящего пиджачка, а проснулся перед Нерчинском, хватился за карман, а бумажника и нет. А в нем и дорожные деньги, и билет до Ленинграда.
Она обалдело слушала мою выдумку и сочувственно вздыхала, а я, достав папиросу и закурив, продолжал, мысленно прикидывая, что чем больше людей будут знать мою историю, тем лучше:
– Теперь ломаю голову, где бы заработать сотни две на билет хотя бы до Новосибирска… Не подскажете ли, где тут можно найти выгодную халтурку?
Она с минуту подумала, потом нерешительно сказала:
– Может быть, в нашей системе что-нибудь найдется. Слышала я, как однажды Степан Алексеевич, наш заведующий, жаловался, что он разорится на штрафах за какую-то несделанную дорогу… Но это, наверное, вам не подойдет? — Она подошла к окну и выглянула наружу. Увидев кого-то на платформе, она сказала: — Вон там на площадке с кем-то разговаривает начальник нашего торга. Спросите у него, может, он что и придумает.
Я поблагодарил ее и вышел. В пяти шагах от дверей спиной ко мне стоял солидный начальник и разговаривал с пожилым рабочим в спецовке. Потоптавшись возле него, пока он не обратил на меня внимания, я робко спросил, нет ли для меня какой-нибудь временной работы. Торговый начальник местного масштаба бегло посмотрел на меня и, будучи удовлетворен моим внешним видом, спросил: