Не совсем мой, не совсем твоя
Шрифт:
– Ох, да погоди же!.. – волком взвыла Илона. И метнулась к двери. – Не могу на это смотреть.
– Иди, иди, – добродушно проворчал Борис. – Свари пока кофейку. Я позову, когда он созреет для разговора.
Ник выпустил изо рта полотенце, которое терзал зубами, и окликнул:
– Илона!.. Постой, куда же ты? Не уходи. Будет весело.
Она обернулась. Увидела его лицо, его глаза… и стремглав выскочила из комнаты.
Глава 12
Он сидел на обтянутой клеенкой банкетке, наблюдая за тем, как хирург накладывает повязку, и думал: что, интересно,
– Голова кружится? – хмуро спросил хирург.
– Есть немного.
Какое там «немного», просто вертолет. И почему, спрашивается? Вроде никаких серьезных повреждений, не считая порванных связок и гематомы на правом боку. Ни трещин, ни переломов… испорченный вечер, только и всего.
Однако у хирурга было свое мнение на этот счет.
– Ты на машине?
– Да.
– Сам добрался?
– Ну а как же еще?
– Посмотри мне в глаза. – Пауза и затем: – Кто-нибудь может за тобой приехать?
Ник задумался. Ксения, Каталина… Ни в коем случае. Кто же тогда? С горечью он осознал, что в плохую минуту ему фактически не к кому обратиться. Как же так? Вроде полно знакомых. То и дело звонят, куда-то приглашают…
– Да сам доеду.
– Об этом не может быть и речи! – заявил хирург. Сказал как отрезал. – Одного я тебя не отпущу.
Вошел второй дежурный, который только что занимался девушкой с инородным телом в носу. И как оно, господи помилуй, туда попало?..
– Ну как тут твой, с побоями?
Ник скорчил гримасу. Оценивающие взгляды медработников заставляли его чувствовать себя не личностью, а экспонатом. Неким случаем из медицинской практики (что у нас здесь? черепно-мозговая травма?.. а здесь? укус бешеного опоссума?..). Ему уже предложили зафиксировать побои на случай, если он намеревается преследовать обидчиков в судебном порядке. В ответ на это предложение он только покачал головой, не удержавшись от замечания, что фраза «кому я должен, всем прощаю», вероятно, была придумана специально для него.
– Сотрясения нет? – продолжал расспрашивать второй. – Давление в норме?
Он был еще моложе первого, лет тридцати или около того. То есть как сам Ник.
– Давление сто на семьдесят, – отвечал первый. – Для парня такой комплекции это, считай, упадок сил.
Оба замолчали, разглядывая Ника с комичной сосредоточенностью, точно прикидывая на глаз его рост и вес.
– Ладно, ладно, – сказал он, чувствуя зверскую усталость. – Сейчас попробую позвонить.
От обезболивающего он отказался, поскольку мечтал о рюмке коньяка. Так, ну и кто же у нас в полпервого ночи будет работать извозчиком и сестрой милосердия?
И тут все встало на свои места. Он набрал номер, услышал знакомый голос…
– Здорово, старина. Спишь?
– Нет.
– Один?
– Да.
– Можешь забрать меня из травмпункта? Я здесь с машиной.
Короткая пауза. Похоже, прикуривал сигарету.
– Куда ехать?
– Протопоповский
– Травмпункт?
– Да. Там увидишь.
– О’кей, – сказал Старый Хэнк. – Оставайся на месте, брат. Буду минут через двадцать.
Он подъехал через полчаса. К этому времени Ник уже успел немного прийти в себя и даже начал жалеть о том, что зря побеспокоил человека среди ночи. Видя это и опасаясь, что он отзовет аварийно-спасательную экспедицию, оба хирурга и рентгенолог принялись дружно стращать его возможными приступами недомогания вплоть до обморока. А если за рулем? А если на скорости?
Наконец в длинном пустом коридоре послышались неторопливые шаги, дверь отворилась и высокого роста человек в черном длиннополом плаще переступил порог и тихим вкрадчивым голосом – голосом злого волшебника из сказки – сообщил всем присутствующим, что он прибыл за своим другом господином Верещагиным.
Его появление, как всегда, вызвало легкий переполох. Молоденькая девушка из регистратуры и дама бальзаковского возраста из рентгенкабинета прямо-таки остолбенели при виде такого шикарного мужчины. Осанка, походка, взгляд… Старина Хэнк и правда был элегантен до безобразия. Ну просто Кларк Гейбл в лучшие годы. Та самая зловещая элегантность, которая в сочетании с некоторой долей развязности придает человеку совершенно неповторимый шарм. «Этому нельзя научиться, – помнится, говорила одна из его подруг, которую в итоге он подло бросил, – это в крови».
Ник встал, чтобы пожать протянутую руку. Его качнуло. Издав невнятный возглас изумления, Хэнк придержал его за плечо.
– Извини, – сказал Ник, глядя ему в глаза. – Так получилось.
– Ладно, чувак, – проворчал образец элегантности. – Пора выдвигаться.
Полулежа на низкой кушетке, для удобства подсунув под спину подушку, а на ноги накинув шотландский клетчатый плед, Ник наблюдает за Хэнком, колдующим над парой высоких прозрачных стаканов, которые мерцают на зеркальном столике в неровном свете горящих в канделябре свечей.
– Запоминай движения, – бормочет долговязый магистр, слишком занятый, чтобы отбросить со лба темные, слегка вьющиеся пряди волос. – На ложечку кладешь кусочек сахара… сахар обязательно кусковой… и потихонечку начинаешь поливать его абсентом… таким вот образом…
Через прорези в плоских серебряных ложечках в стаканы стекает ярко-зеленый нектар. Ядовитая зелень, зелень субтропиков. Длинные смуглые пальцы ловко манипулируют бутылкой.
В машине Хэнк задал один всего вопрос: «Те же мудаки, что в прошлый раз?» И Ник с предельной откровенностью поведал ему о событиях последних недель. Сочинять на ходу небылицы было слишком гадко, отмалчиваться – того хуже. Учитывая, что чувак примчался через весь город по первому зову…
Хэнк слушал молча, с отрешенным видом. О том, что он все-таки слушает, свидетельствовали только слабые подергивания углов его рта. Тик, возникающий в минуты крайнего душевного напряжения. Мимо проносились горящие вдоль тротуаров фонари, моргающие круглыми глазами светофоры, залитые ярким светом витрины опустевших магазинов… огни большого города.
В какой-то момент Ник просто выдохся и умолк. Можно было еще много чего рассказать, но какой смысл?
– Адрес, телефон, – пробормотал Хэнк. – Если захочет, она это узнает.