Не страшись урагана любви
Шрифт:
— Ну и прекрасно, — сказал Грант. — Но я не понимаю, причем здесь наш друг.
— Это сделало из него мужчину, — ответил Джим.
— Из нашего друга?
— Нет, из моего нью-йоркца.
— О'кей. Я же сказал, и прекрасно.
— Ты убивал акулу? — мягко спросил Джим.
Грант подумал, вспенивая воду ногами.
— Нет, — произнес он наконец. — Я играл с одной малышкой, которая хотела стащить у меня рыбу. — Черезсекунду он добавил. — Но я всегда хотел. С тех пор, как увидел ту, что ты убил на Гранд-Бэнк.
— Не хочешь попробовать? — спросил Джим тем же мягким тоном. Он снова ухмылялся. — Мы могли бы поплыть в то же место. Там коралловый мост, и они любят лежать под ним.
— Мне Бонхэм рассказывал то же, — сказал Грант.
— Акулы не могут дрейфовать, — быстро ответил Гройнтон. — У них нет плавательного пузыря, как у обычных рыб. Они все время должны плавать, иначе они утонут. И если им хочется отдохнуть, они должны лечь на дно. Думаю, что коралловое прикрытие, мостики дают им ощущение безопасности. — Он помолчал. — Слушай, это вовсе не трудно и не опасно. Это все у тебя в сознании, и ты можешь перебороть себя. Дело в том, что трудно к ним приблизиться на расстояние выстрела. Акулы трусливы. А если они ранены, то всегда убегают. В море, насколько я знаю, только одно существо, когда его ранят, нападает на тебя, это мурена. Конечно, всегда есть вероятность того, что она идет за тобой, обычно после того, как ты убил рыбу. Но, черт подери, это крайне редкий случай. А даже если и так, это не значит, что ты не сумеешь справиться, если не потеряешь голову. Это не значит, что ты ужо мертв.
— Само слово акула,— начал Грант и замолчал. — Дело в том, что сама мысль меня так пугает, что слабит желудок.
— Тогда не пойдем, — мягко проговорил Джим.
— Дай мне подумать, — сказал Грант. — Поговорим с Лаки. Но ради Бога, неупоминай при ней об акулах.
— И не собирался, — ухмыльнулся Джим.
— Мне нужно подумать, — повторил Грант.
В том, как Джим все это устроил, был странный, неясный, сексуальный (сексуальный в том смысле, что в дело замешаны мужественность, яйца) вызов, но Грант не давал этому обстоятельству повлиять на решение. После войны детские забавы («Я тебя не боюсь! Я тебя не боюсь!») ушли из его жизни. Но он обнаружил, когда начал думать после того, как Джим уплыл, что вовсе не должен раздумывать. Он хотел туда, он собиралсяпойти туда и главным образом потому, что сам он выбит из седла и его не любит жена, не любит Лаки. Кроме того, после Гранд-Бэнк и акулы Джима он пообещал себе, что когда-нибудь попытается убить акулу до того, как бросит плавание. И вот появилась возможность. Так почему же нет? По ногам и по спине пробежали мурашки возбуждения. Он даже небоялся. Очевидно, гнев и постоянная ярость из-за Лаки накачивали в кровь массу агрессивного адреналина.
Так что он возвращается к плаванию. За обедом, на котором вместе с Беном и Ирмой был Джим, Лаки сказала, что невозражает. А когда Джим, смеясь, сказал, что он наконец-то раздобыл для нее большой военно-морской бинокль, она с радостью согласилась возобновить морские поездки. Джим пообещал, что там, где они будут, будет огромное множество местных рыбаков. Лаки хихикала, ухмылялась и неистово флиртовала с каждым мужчиной, а потом холодно глазела на мужа. Когда Бен тоже захотел выйти в море, Грант выразительно глянул на Джима. Джим в ответ подмигнул и утвердительно кивнул Бену. Пусть ездит сколько угодно, за обычную (не как у звезды!) плату. Позднее он наедине сказал Гранту, что Бену абсолютно ничего не грозит. Это он гарантирует. Ирма же разразилась колдовским смехом и заявила, что не собирается проводить дни на какой-то проклятой лодке, ведь она даже плавать не умеет. Она будет сидеть у мелкого конца бассейна и читать, а когда станет жарко, то сможет окунуться.
Грант поехал с Джимом на стоянку помочь пригнать судно, и на обратном пути у Порт-Ройал он спросил о Бене.
— Ты абсолютно уверен, что с Беном все будет о'кей? Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь подвергался опасности только из-за моих дурацких, дерьмовых фокусов.
— Даю полную гарантию, — сказал Джим. — Самое страшное, что может случиться, это что акула может подойти и попытаться стащить
— Я в этом не убежден, — возразил Грант.
— Ну, поживем — увидим, правда? — ухмыльнулся Джим.
— Но, наверное, надо все рассказать и Бену? Хоть вкратце, — настаивал Грант.
— Нет. Ничего не говори Бену. Он может рассказать жене. А она расскажет твоей жене. Бен будет в полной безопасности, я тебе обещаю. — Он замолчал. Впереди показался белый пляж с белым зданием отеля.
Все шло так, будто все было предписано заранее, все было предопределено какими-то небесными администраторами. Катамаран с теневым навесом, жаркие дни, прохладное зеленое море, опасность, но не слишком ощущавшаяся, только некие вибрации души давали о ней знать. Бен ничего не знал о главной цели поездок — охоте на акул, да и сам Грант с Джимом позабыли о ней, поскольку акул не было. За первые; три дня они не увидели ни одной. Они ныряли и плавали под коралловой аркой на глубине шестьдесят футов, где должны были быть акулы. Других рыб было много. Лаки развлекалась с биноклем. Потом, чтобы отвлечь Гранта, Джим показал ему несколько коралловых пещер на глубине тридцать пять футов. И именно в эти три дня Джим снова поднял вопрос о том, о чем часто говорил во время первого приезда в Кингстон: о четырех-пятидневной поездке на Морант-Кис, в пятидесяти пяти морских милях от Ямайки; и как раз в эти три дня — точнее говоря, на третий день — из Ганадо-Бей позвонила Эвелин де Блистейн — Эвелин и Дуг Исмайлех.
Она позвонила в полдень, надеясь застать их перед обедом. К счастью, они как раз были в «Номере Медового месяца Рона Гранта», как теперь официально назывался номер, так что Гранту не пришлось искать Лаки, чтобы она присутствовала при разговоре. Он не хотел, чтобы ему звонили из Га-Бей, особенно с виллы Эвелин, в отсутствие Лаки.
— Как вы там поживаете? — спросил спокойный замогильный голос. На линии не было абсолютно никаких помех, и казалось, Эвелин находится поблизости.
Он сидел на стуле рядом с кроватью, надевая белые парусиновые брюки. Он жестом показал, чтобы Лаки подошла и послушала.
— Я не собираюсь слушать твои разговоры, — холодно ответила она.
— Алло! Алло! Прекрасно, — сказал он и прикрыл рукой микрофон. — Плевать мне, хочешь ты или нет. Иди и слушай!
Она пожала плечами, но подошла. Грант слегка отодвинул трубку от уха, а Лаки наклонилась к нему, касаясь волосами его щеки, и начала слушать. Потом она слегка оперлась руками о его плечо, как будто, подумал Грант, желание получить информацию заставило ее забыть, что она его ненавидит.
— Я надеялась перехватить тебя, мой мальчик, перед обедом, — растягивая слова, говорила Эвелин. — Здесь и Дуг рядом. Я Дам ему трубку. Но мы говорили о вас и подумали, почему бы вам не побыть здесь с нами пару недель?
— Ты шутишь? — возмутился Грант.
— Да нет же, малыш! Эбернати уехали. Вернулись в Индианаполис. Вчера днем улетели в Майами. Я бы даже и не звонила, будь они здесь. Господи! Но на душе у меня, у всех нас, беспокойство из-за случившегося. И мы хотим пригласить вас на отдых поприятнее. Славно было бы повидаться, когда воздух очистился.
— Не знаю, как все это будет, — осторожно произнес Грант. — Так они уехали? — Он испытал странное облегчение.
— И, боюсь, не в лучшей форме, — как всегда, мрачно сказала Эвелин.
— Что ты имеешь в виду?
— У Ханта неприятности в бизнесе, боюсь, что так. И я, и Кэрол предупреждали его. Еще до приезда была опасность, что он потеряет контроль над своей строительной фирмой. А сейчас, кажется, свершилось. У меня, ты же знаешь, там масса своих дел. Кажется, он потерял контроль, а может, вообще все потерял.
— Но ведь его акции... — произнес Грант.
— Да, они у него еще есть. Но они могут заставить его продать их, если захотят. А я подозреваю, у меня есть информация, что так они и намерены поступить.