Не стреляйте в рекламиста
Шрифт:
Двор с трех сторон ограничивался тремя двухподъездными домами, а с четвертой стороны – вышеупомянутыми сараями. В них жильцы хранили дрова: горячую воду получали, протопив дровяную колонку в ванной. У некоторых в сараях была живность: утром там орали петухи, нередки были кролики, а у Калмычихи даже жила настоящая свинья.
Отец Витьки Светлова держал в сарае мотоцикл, поэтому около него, на мальчишечий вкус, всегда пахло особенно хорошо. Но дело не в том, что хранилось в сараях, а в том, что сараи были чертой, отделявшей свой мир от неведомого. И в том, чужом, мире творились непонятные, а
Правда, когда Ефим подрос, он понял, что особой разницы между жильцами общаги для отбывших заключение и жильцами их собственного дома не было. Просто первые, если вновь не попадали на зону и не умирали от водки или поножовщины, женились, растили детей, оканчивали вечерние школы. Или даже, как дядя Володя Казак, – институт. («Это после пятнашки-то, от звонка до звонка!» – восторгались бабки.) И переселялись в другие дома, например – в Ефимов.
«Сынок, никогда не ходи за сараи», – постоянно твердила мама. И как минимум половину запланированной цели достигла. Маленький Береславский боялся «засарайного» мира.
Вторая половина достигнутого никак не соответствовала маминым целям. Ефим твердо знал, что как ни страшно, а за сараи придется идти.
Как правило, Ефимов героизм был связан с девчонками. Он всегда любил приврать и прихвастнуть, а сказав «а», приходилось говорить «б». Зато и авторитет у него среди сверстников (и даже гораздо более старших!) был немалым.
Вот и в тот раз все было классно. Он что-то рассказывал, пацаны слушали во весь рот. Девчонки делали вид, что им без разницы, но слушали тоже. И в этот момент во двор въехал мотоцикл Светловых. На весь двор мотоцикл был один, но не это привлекло всеобщее внимание. За рулем сидел Витька! Без бати!
Ефим мгновенно был забыт напрочь, а он еще не привык к такому людскому коварству. Он даже испытал некоторое злорадство, когда во двор вбежал Витькин отец с очень красным лицом и горящими глазами. Витька бежать не пытался, только сильно орал, пока его волокли на второй этаж. А взрослые, смеясь, обсуждали, как подлец Витька угнал мотоцикл у собственного батяни, пока тот разговлялся с получки пивком «с прицепом».
Пацаны упивались Витькиным подвигом, полностью забыв про Ефима. А ему было совсем погано: и слава оказалась летучей, и беде дружка порадовался. Ефим думал другими словами, но смысл передан верно.
Вот тогда Ефим и сказал:
– Пацаны, айда за сараи!
Сразу установилась тишина. Те, кто потише, отошли от греха подальше. Кто посмелее, популярно объяснили Ефиму, в чем он не прав. И даже здоровенный третьеклассник Тимка, далеко не самый трусливый во дворе, покрутил пальцем у виска.
– Тогда я пойду один, – сказал
Безусловно, это был успех. Все смотрели только на него: мальчики – с восхищением, девочки – с печальной нежностью. В груди сладко защемило. И он пошел за сараи.
Толпа проводила его до роковой черты. Он переступил ее… и ничего не испытал. За сараями была еще одна линия сараев. А за ними – третья.
За третьими сараями был их двор. Ефим прошел туда. Пейзаж действительно отличался от привычного. Намного больше мата, намного меньше женщин. Обнаженные по пояс мужики играли в «секу». Ефим знал эту игру, он вообще мог играть в карты с трех лет. Как читать научился. Многому можно научиться быстро, если родители весь день на работе, а у пацана – любознательный и беспокойный нрав.
По спинам, рукам и животам игравших можно было при желании проследить весь их жизненный путь. Кстати, маленький Береславский и этим искусством владел сносно.
Прямо на песке спал побитый и полураздетый парень. В их дворе такого бы не допустили: сердобольные соседки уже позвали бы родных.
К Ефиму подвалили два пацана, один – его возраста, другой – большой, уже давно школьник, если, конечно, он ходил в школу. Матроска Ефима на фоне их обносков выглядела вызывающей. В руке старшего была горящая самокрутка.
– Чего к нам пришел, придурок? – спросил он.
Ефим не считал себя придурком, но спорить не хотелось. Было очень страшно. Он испытал состояние, которое в более зрелом возрасте описывал как «ватные колени».
Взрослые прекратили игру и с интересом уставились на происходящее.
– Щас ты у нас землю будешь есть, – сказал Ефиму маленький. И взял с земли горсть песка.
Ефиму еще никогда не было так страшно. Он почувствовал себя совсем одиноким и покинутым. И поступил так, как потом всегда поступал в подобных ситуациях. Он изо всей силы врезал большому и отскочил назад. Большой неожиданно заревел: не был готов к такому повороту. А взрослые одобрительно заржали.
Ефим почувствовал, что набирает очки. Но ненадолго. Маленький кинул ему в глаза песком (что запрещалось в их дворе полностью!) и больно ударил кулаком в живот.
Пока Ефим продирал глаза, он получил уже десяток ударов. Маленький под одобрительный хохот окружающих старательно обрабатывал Ефима.
Ефим почувствовал на губах соленый привкус: из разбитого носа текла кровь. Ныли ушибленные места на груди и лице. Зато вдруг исчез страх. Он зарычал и бросился на врага. Они покатились по земле, как два разъяренных зверька. Но Ефим лучше питался, и ярость его была больше. Когда хватка пацана ослабла, Ефим встал и спросил:
– Еще хочешь? – И добавил: – Сука!
Так всегда говорил их сосед дядя Миша, когда лупил жену.
Маленький враг молча плакал. Один его глаз, подбитый, полуприкрылся, зато во втором сверкала ненависть. И боль.
К Ефиму тем временем подошел следующий персонаж, парень лет аж четырнадцати:
– Может, со мной попробуешь?
Лучше бы он этого не говорил. Ефим сейчас был готов попробовать с кем угодно. Он изо всех сил врезал парню рукой. Из-за огромной разницы в росте удар оказался весьма эффективным. Парень скорчился, а мужики грохнули хохотом. Один, не вставая, сказал: