Не та невеста

Аристова Валерия

Мужу... Кэрри старалась не вспоминать о лорде Эдвине. Иногда, лежа в ночной тиши в качающейся кровати, она думала о нем. Ей было бы интересно посмотреть, как вытянется его лицо, когда он узнает, что пленница его сбежала. Когда он найдет своего лучшего скакуна у хозяина гостиницы, последует в Лондон, и уже там навсегда потеряет след Кэролайн. Будет ли он ее искать? Кэрри была уверена, что будет. Но он никогда не догадается, что ее нет на острове. Что она плывет по огромному бескрайнему океану на встречу своей судьбе. Судьбе, где никогда больше не будет лорда Эдвина.

Иногда Кэрри хотела, чтобы лорд Эдвин все же ее нашел. Это было бы знаком... знаком чего? Знаком,

что ее снова запрут в комнате? Нет! Нет... это было бы знаком, что она ему не безразлична. Она закрывала глаза, представляя, как он при виде нее отворачивается, стараясь сдержать свои чувства, как светлеет его лицо, как он, не сдержавшись, бросается к ней и сжимает ее в объятьях... Кэрри бы отстранилась. Она была бы жестока и отвечала бы сдержанно и холодно. Она бы делала вид, что ей он не интересен. Кэрри вздыхала. Каким бы был его поцелуй? Он ведь никогда ее не целовал! Был бы он нежным и трепетным, или наоборот, злым, обидным, таким, что кровь бы выступила из губ... Кэрри согласна была на любой, но она прекрасно понимала, что это только мечты, и они навсегда останутся мечтами. Она избавилась от лорда Эдвина и никогда его больше не увидит.

Ближе к Американскому берегу разразился шторм. “Цезарь” сложил паруса и шел на угле, дымя трубой, продираясь сквозь волны и ветер. Пассажирам было запрещено покидать каюты, и Кэрри сидела на кровати, держась за поручень, и в ужасе смотря в небольшое окно. Волны, больше похожие на горы, грозили переломить корабль пополам, расколоть в щепы, и навсегда погрузить в пучину всех, кто на нем находился. Кэрри было страшно до дурноты, она пыталась молиться, но ее сбивали постоянные крики и рыдания несчастной Кэйт, забившейся в угол, и плакавшей от страха. Кэйт укачивало, и она пыталась спрятаться в туалетной комнате, где неоднократно ударялась о что-нибудь головой, от чего ее ужас только увеличивался.

Неожиданно на помощь несчастной девушке пришел дядюшка Питер. Он, который все время плавания старался не выходить из своего угла, подполз к Кэйт и что-то говорил ей, от чего та замолчала, и только хваталась за горло, когда тошнота становилась невыносимой. Дядюшка Питер держал перед ней ведро, и Кэрри была безумно ему благодарна за помощь своей служанке. Сама она на редкость стойко переносила плаванье, и даже шторм не действовал на ее желудок. Кэрри завидовала Кэйт. Та была занята своим недомоганием, и ей меньше времени оставалось на то, чтобы бояться.

Как было бы прекрасно, если бы лорд Эдвин был сейчас с ней! Кэрри закрыла глаза. Он бы обнял ее крепко-крепко, и держал бы так, пока она бы не заснула... Кэрри прилегла и попыталась заснуть, то падая в бездну вместе с кораблем и молясь из последних сил, чтобы падение не стало последним, то поднимаясь к небесам... Она не знала, что хуже. Господь, как же жестоко наказана она за свою гордыню! Почему, почему не пошла она к лорду Эдвину, не упала перед ним на колени, не просила его о прощении? Возможно, он бы ее простил! Кэрри молилась, обещая Богу, что как только шторм уляжется, а корабль пришвартуется к твердой земле, она тут же возьмет билет на обратный рейс, вернется к мужу и будет ему самой примерной женой...

Шторм улегся к рассвету. Кэрри, измотанная страхом и совестью, заснула, как только волны начали утихать. Она проспала весь день, и проснулась только вечером, когда за ней пришла одна из ее новый приятельниц, чтобы узнать, не случилось ли чего с миссис Грей.

Кэрри не пошла в салон. Она заказала ужин в каюту и отпраздновала свое возрождение к жизни вместе с Кэйт и дядюшкой Питером. Не то, чтобы ей было приятно общество слуг, но ей почему-то казалось, что судьбы их связаны одной веревкой. Впрочем, прошло еще два дня, и Кэролайн снова расслабилась, забыв о данных обещаниях и вернувшись к своему уже привычному образу

жизни.

За время плавания Кэролайн много узнала о новых кораблях, из труб которых вырывался черный едкий дым, превращавший ее белые платья в серые. Мужчины, прогуливаясь с ней по палубе, любили рассказывать ей о достижениях человеческой мысли, создавшей паровую машину, не так давно призванную покорять бескрайние воды океанов. Конечно, угля было недостаточно на все плаванье, поэтому при попутном ветре корабль шел под парусами, но если ветер не был благоприятным, то корабль не становился на галс, а спускал паруса, кроме бушприта, и шел, выпуская из трубы черный дым. Таким образом путешествие через Атлантику становилось короче в двое и занимало иногда даже менее месяца. Кэрри смотрела на трубы с опаской. Ей не нравился черный дым, не нравился его запах, и сажа, скапливавшаяся на палубе, перилах и ее одежде.

Море Кэрри полюбила раз и навсегда. Она могла целыми днями стоять у борта и смотреть вдаль. Ей не надоедал однообразный пейзаж, ей нравилось все — соленые брызги волн, чайки, сопровождавшие их корабль, рассветы и закаты, окрашивавшие море и небо в невероятные цвета, ветер, развевавший ее волосы.

На палубе ее всегда сопровождал дядюшка Питер. Кэрри вспомнила слова продавшего ей его моряка, что дядюшка Питер в обиду не даст. Он постоянно был где-то поблизости. Кэрри всматривалась в его лицо, все морщинистое, старое, но видела только уставшие добрые глаза. Казалось, старик искренне привязался к ней, и теперь ходил за ней, как старый пес. На корабле он отъелся, лицо его прибрело довольное выражение, а движения стали более спокойны. Кэйт каждый день перевязывала колено старика, и теперь он хромал гораздо меньше. Дядюшка Питер был на редкость чистоплотен. Он постоянно мылся и стирал свои нехитрые одежды. Рубаха его всегда была белой, а штаны — черными, отутюженными, а шляпа и жилет — без единого пятнышка. Возможно, раньше он служил у какого-нибудь щеголя, думала Кэрри, смотря, как старик поправляет ворот рубашки, завязывает шнур, служивший ему вместо галстука. Он же гонял Кэйт, заставляя ее постоянно быть опрятной и чистой, следить за вещами хозяйки и чистотой в каюте. Кэрри улыбалась, следя за его деятельностью. Не зря купила она старого побитого отощавшего негра у незнакомого матроса. Дядюшке Питеру цены не было. Когда она обоснуется в Америке, обязательно сделает его своим дворецким.

Плаванье подошло к концу настолько неожиданно, что Кэролайн даже растерялась. В один прекрасный день матрос на мачте закричал “земля!”, все переполошились и забегали, а Кэрри стояла у борта, ожидая, когда же появится полоска земли, а потом следя, как та становится все больше и больше. Вот уже можно было разглядеть домики на берегу, порт и улицы города, достаточно большого, раскинувшегося по побережью.

“Цезарь” убрал паруса и на остатках угля входил в гавань, маневрируя и ища место для швартовки. Дядюшка Питер и Кэйт паковали вещи, а Кэрри просто сидела на кровати, не зная, чем себя занять.

Оказавшись на берегу на широком пирсе, среди галдящей и бесконечно движущейся толпы, Кэрри отчетливо поняла, что не знает, что ей делать дальше. Тут пришел на помощь дядюшка Питер, нашедшей кэб и погрузивший в него вещи и свою юную хозяйку. Он же назвал отель, в котором для Кэрри приготовили роскошный и безумно дорогой номер. Кэрри снова благодарила Небеса, что купила этого негра. Он явно хорошо знал город, а к своей хозяйке относился теперь немного отечески.

— Мне нужно в Филадельфию, дядюшка Питер, — сказала Кэрри, когда они оказались в номере и могли спрятаться от всего мира, от большого шумного города, от толпы, от слуг и суеты вокруг.