Не та профессия. Тетрология

Афанасьев Семён

– Так как, говоришь, звать заключённого? – прокаркал здоровяк многозначительно.

Хамза на мгновение скосил взгляд на пергамент и тут же ощутил состояние беспомощности, чугунных гирь на ногах и пустоты внизу живота одновременно.

Толстяк-судья, вещая о добросовестности оформления бумаг, очень здорово подставил Стражу. В свитке пустовало место, в которое надлежало вписать имя преступника.

Вот же тварь толстозадая, простонал мысленно Хамза.

В любой другой ситуации, эта мелочь не стоила бы выеденного яйца: ну подумаешь… Потом бы вписали.

Если б вспомнили.

Если б об этой девке вообще кто-то вспомнил, кроме родни (это в том случае, когда бы всплыли следы её исчезновения в городе).

Тем более что за всеми перипетиями, спросить имя девки как-то не удосужились. А ведь она что-то говорила о том, как её зовут… Шайтан…

– Я всё могу объяснить, – кровь тут же ударила в лицо Хамзе. – Всё дело в том…

В отличие от прочей тупой стражи, Хамза за плечами образование имел не зря. Думать быстро он не только мог, но и умел.

Прихваченная Наместником девка, даже из знатного рода, была не более чем досадной мелочью ровно до тех пор, пока история оставалась «внутри» города (и Дворца Наместника).

В случае же вмешательства любой государственной службы (либо служащего сколь-нибудь высокого ранга, плюс не отсюда), история приобретала совсем другой оттенок.

Сейчас на руках у Хамзы были абсолютно недействительные бумаги (поскольку об имени девки в сутолоке забыли, а он сам просто чрезмерно расслабился).

Вдобавок к «пустым» бумагам, на руках у Хамзы была родственница Султана, роняющая капли крови на песок из разбитых губ и некстати приходящая в себя вот прямо сейчас.

А вот чего у Хамзы не было, так это каких-либо документальных свидетельств того, что он всё это проворачивает не по своей личной инициативе.

Судья легко отопрётся: мало ли, что за бумага? Не знаю не видел, не выдавал, не выписывал. Может, полусотник Хамза злонамеренно воспользовался излишней доверчивостью наивного судьи? И попросту стащил незаполненный бланк со стола, когда судья отлучался из кабинета зачем-либо?

Против родственницы Султана сам судья ничего не имеет; саму девку в глаза не видел; никаких незаконных приговоров лично ей не выносил. А пустой бланк что, он и есть пустой бланк. В нём что, где-то прописана родственница Султана?! Нет? Ну а какие вопросы к судье? Он понятия не имеет, кого там Хамза избивает, попирая закон, и насильно удерживает.

С жирного козла станется…

Наместник же и вовсе может сделать удивлённое лицо: какая такая девка? Какая родственница Султана? При чём тут я? Где-то есть бумаги, меня изобличающие?

Скандал поднимется знатный, и против

Наместника, здесь и сейчас, Султан может просто не захотеть что-то затевать.

С судьи вообще взятки гладки.

А вот родне девки тому же Наместнику кого-то в качестве виновника надо будет предъявить. Она сама, конечно, может иметь собственное мнение; но она даже не видела, кто её по затылку двинул самый первый раз! Наместник тогда сидел за столом не один, и это мог быть любой из присутствовавших!

Оставались, конечно, возможности полноценного следствия по теме, со сбором показаний свидетелей… Но в эту сторону даже думать не хотелось.

Стоять на своём. Ни в чём не признаваться. Дай Аллах, получится отбояриться.

– Я всё могу объяснить, – решительно проговорил Хамза, тщательно подбирая слова.

Слава Всевышнему, рядом ещё не было никого из узкоглазых соплеменников девки…

– Заткнись, – снова бросил Хамзу в краску ветеран, хотя этого никто и не понял (в языке Пророка окружающие были не сильны).

Затем лысый сделал пару шагов вперёд.

А следующие слова здоровяка похоронили всякие надежды на благополучное завершение дня:

– лы мртебелi Ханшайым… (аналог «Ваше Высочество…»)

Долбаный здоровяк заговорил с девкой на той самой ветке туркана, которая была её родной. Причём сам Хамза хоть и понимал её без искажений (исключительно в силу образования и кругозора), но говорить на ней свободно не смог бы: что ни говори, это был другой язык, хоть где-то и родственный.

Видимо, знакомы лично.

Формула обращения была, разумеется, для столичного уха идиотской; но кто знает, как там у них в Степи полагается в таком случае говорить?

– Разбойники, – палец девки ткнул во всех стражников по очереди. – …такой суд, что всё равно что без суда… били все… судья… второй этаж… жирная тварь… Наместник…

– Возможно, не стоит горячиться, принимая на веру все слова женщины, – побледнев, попытался проявить твёрдость в беседе Хамза. – Требую слова…

Вместо ответа, незнакомец что-то проорал на всю улицу на пушту (ну понятно; если отсюда родом – общался же как-то до армии…); и стражники через секунду обнаружили себя в кругу хмурых мужчин, окружающих их явно с недобрыми намерениями.

А ведь достаточно пуштунам сказать, что столичные туркан хотят извести родственницу Султана на их пуштунской земле и свалить на них; и пашто даже Дворец Наместника приступом возьмут, с замиранием сердца подумал Хамза. Сам здоровяк рос тут; видимо, всех на улице знает с младенчества. Понятно, что «герой-ветеран» помощь у соседей получит всегда.