Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни
Шрифт:
После этого я финишировал четвертым в недельном «Туре Голландии». Начавшийся в июле «Тур де Франс» я пропустил, потому что еще не был готов к этой изматывающей многодневке длительностью в три недели. Я наблюдал за этой гонкой, оказавшейся в том году самой драматической и неоднозначной за всю ее историю, со стороны. В ходе нескольких рейдов на технические машины команд французская полиция обнаружила огромные запасы эпогена и анаболических стероидов. Некоторые члены команд и официальные лица были брошены за решетку, под подозрением же оказались все. Велосипедисты были возмущены столь бесцеремонным поведением французских властей. Начала гонку двадцать одна команда, а до финиша добрались
Допинг — печальный факт велосипедного мира, как и любого другого вида спорта, где все решает выносливость спортсменов. Некоторые команды и гонщики видели в допинге своего рода гонку ядерных вооружений — ты вынужден применять эти препараты, если не хочешь отстать от других. Лично я так никогда не считал, а уж после химиотерапии идея их использования стала мне и вовсе отвратительна. В общем и целом «Тур-1998» вызвал у меня смешанные чувства: я сочувствовал гонщикам, попавшим под раздачу, — некоторые из них были мне хорошо знакомы, — и в то же время полагал, что в будущем эти события помогут «Туру» стать более честным состязанием.
На протяжении всего лета я продолжал устойчиво улучшать свои результаты, в августе мы с Кик уже настолько уверовали в мое успешное будущее, что решили купить дом в Ницце. Пока Кик на своем еще неуверенном французском решала вопросы с банкирами и покупала мебель, готовясь к переезду в новый дом, я отправился со своей командой на трехнедельную «Вуэльту» («Тур Испании»), одну из самых тяжелых гонок из всех существующих. Вообще в велоспорте есть три великих «тура» — итальянский, испанский и французский.
Первого октября 1998 года, почти через два года после того, как у меня обнаружили рак, я закончил «Вуэльту», финишировав четвертым, что было не менее весомым достижением, чем победа в любой другой выигранной мною гонке. Я проехал за 23 дня 3778 километров и отстал от призового места всего на шесть секунд. Победитель, испанец Абрахам Олано, выиграл у меня каких-то 2 минуты 18 секунд. Мало того, я почти выиграл труднейший горный этап при сильнейшем ветре и почти нулевой температуре. Гонка была настолько тяжелой, что половина участников сошла, не добравшись до финиша. Я не сошел.
Четвертое место в «Вуэльте» означало больше чем просто возвращение в спорт. В своей прежней жизни я считался специалистом по однодневным гонкам, но в гонке продолжительностью три недели соперничать не мог. «Вуэльта» показала, что я не просто вернулся, но и я стал лучше. Теперь я был способен выиграть абсолютно любую гонку на свете. Бонусы ICU сыпались на меня со всех сторон, и внезапно оказалось, что я заключил с «U. S. Postal» лучшую в своей жизни сделку.
Пока я состязался на этапах «Вуэльты», Кик проходила испытание на выносливость, называемое переездом. Наша квартира находилась на третьем этаже, и ей приходилось раз за разом вызывать лифт, загружать его вещами — коробками с одеждой, велосипедными запчастями, кухонной утварью, — а затем съезжать со всеми этими вещами вниз, выносить их из лифта в парадное, из парадного на крыльцо, а оттуда в машину. Потом она ехала к новому дому, выгружала вещи из машины, переносила их по крутой лестнице (дом стоял на склоне холма) к крыльцу, а затем в дом. После этого она возвращалась на квартиру, и вся процедура повторялась снова и снова. Кик трудилась без передышки два дня, пока от усталости у нее не потемнело в глазах.
Когда я приехал в наш новый дом, все вещи были уже разложены, а в холодильнике полно еды. Кик вручила мне новую связку ключей. Переезд в новый дом наполнил меня счастьем. Это казалось мне кульминацией успешного года. Нам все удалось: мы
Чтобы отпраздновать окончание сезона, мы несколько дней провели на озере Комо, которое стало одним из моих самых любимых мест. Мы остановились там в прекрасном отеле, выбрав номер с гигантскои террасой и умопомрачительным видом на окрестности. Мы только спали, гуляли и посещали роскошные рестораны.
После отдыха в Альпах мы вернулись в Остин. Незадолго до нашего возвращения в Америку я получил электронное письмо от менеджера команды «U. S. Postal» Иохана Брюнеля. Он поздравлял меня с успехом в «Вуэльте». «Полагаю, четвертое место — лучший результат, чем молено было рассчитывать».,- писал он. И за этим следовала интересная и загадочная фраза: «Вы будете отлично смотреться на подиуме «Тур де Франс» в будущем году».
Так заканчивалось послание. Я сохранил это письмо в памяти компьютера, распечатал его и снова стал вчитываться в слова. «Тур»? Иохан не просто верил, что я мог снова стать хорошим гонщиком, он считал, что я был способен на равных соперничать в «Тур де Франс». Он полагал, что я был способен победить.
Над этим стоило задуматься.
В течение нескольких последующих дней я читал и перечитывал это письмо. Теперь, после года мучительных сомнений, я точно знал, чего хотел в жизни. Я хотел выиграть «Тур де Франс».
Пережив тяжелую болезнь, после всех пролитых слез, после того, как отчаяние осталось позади, после того, как ты примирился с фактом болезни, а потом отпраздновал выздоровление и возвращение к таким старым привычкам, как бриться по утрам, ходить на работу, любить жену и воспитывать детей, начинаешь понимать, что эти, казалось бы, мелочи и являются той нитью, которая связывает твои дни воедино и дает им право именоваться жизнью.
Город Бун я полюбил, среди прочего, благодаря тому виду, который мне однажды там открылся. Когда во время тренировки я ехал по дороге, она вдруг резко повернула, деревья словно расступились, и моим глазам открылся потрясающий ландшафт: тридцать горных кряжей, тянувшихся до самого горизонта. Точно так же мне начинала открываться и моя жизнь.
Я хотел иметь ребенка. Когда я был болен, отцовство оставалось для меня чем-то далеким, даже недостижимым. Теперь, увидев эти горные цепи, я понял, что это вполне реально, и мне больше не хотелось откладывать. К счастью, Кик была к этому готова так же, как и я. Несмотря на пережитые ранее потрясения, мы прекрасно понимали друг друга и жили в гармонии и любви, той любви, которая побуждает людей тянуться друг к другу и дать жизнь новому человеческому существу.
По иронии судьбы процесс этот оказался не менее сложен, чем лечение рака: потребовалось множество исследований, опять шприцы, лекарства — и две хирургические операции. Я был стерилен. Чтобы забеременеть, Кик нужно было пройти процедуру экстракорпорального оплодотворения (ЭКО), используя сперму, которую я сдал на хранение в Сан-Антонио.
На следующих страницах я постараюсь максимально правдиво и откровенно рассказать об этом опыте. Многие супружеские пары предпочитают не распространяться насчет ЭКО, и это их право. Мы же решили ничего не скрывать, хотя понимаем, что, возможно, нас кто-то будет критиковать за такую откровенность в деталях. Тем не менее мы решили поделиться этим своим опытом, поскольку знаем, что многие пары страдают от бесплодия и боятся остаться бездетными. Мы хотим, чтобы они, познакомившись с подробностями ЭКО, знали, что это такое.