Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни
Шрифт:
Это был верх иронии: в тот лее самый день, когда Кик проходила УЗИ, я отправился из Калифорнии в Орегон к доктору Николсу на плановое обследование. Доктор Николс перебрался из Индианаполиса в Портленд, но я продолжал периодически наведываться к нему. Я не мог не обратить внимания на тот факт, что в то же самое время, когда я общался с одним врачом, Кик была на приеме у другого врача. Причины наших визитов были совершенно разные, но у них была одна общая черта: в том и другом случае была подтверждена возможность жизни.
Кик была почти готова к хирургическому извлечению яйцеклеток. Накануне назначенной операции я вернулся домой — к
Укол она получила в местной клинике ровно в 19:30, за 36 часов до операции. Игла была еще длиннее, но медсестра сделала укол очень осторожно, пока Кик, дрожа, лежала на столе.
Той ночью ей снились ножи и инкубаторы. В день операции мы встали в 6 утра и отправились в хирургическое отделение, где Кик выдали больничное одеяние. Анестезиолог объяснил процедуру и дал нам какие-то бумаги на подпись. Мы нервно поставили свои подписи под документами, включая тот, что давал врачу право разрезать Кик живот для извлечения яйцеклеток, если традиционным способом — иглой — этого сделать не удастся. После этого Кик прошла в операционную.
Ее буквально пригвоздили к столу, разведя руки, как на распятии. После того как через капельницу начала поступать анестезия, она уже ничего не помнила. Это было для нее к лучшему. Врач извлекал яйцеклетки, используя длинную иглу и катетер.
Отойдя от наркоза в послеоперационной палате, она увидела меня, склонившегося над нею. «Может, ляжешь рядом?» — предложила она. Я прилег на краешек койки и оставался при ней, пока она еще около часа дремала, периодически просыпаясь и засыпая. Когда она проснулась окончательно, нас отпустили. Я довез ее на креслекаталке до машины и поехал домой, второй раз в жизни соблюдая ограничение скорости.
Выходные Кик отлеживалась и смотрела телевизор, а я готовил еду и ухаживал за ней. Приехала Барбара, жена Барта Нэгса, и привезла букет цветов и коробку яиц. «Раз у тебя своих больше нет», — сказала она Кик. Смеяться Кик было больно, но еще больнее оказался укол прогестерона, который я ей сделал. Последним распоряжением врача стали ежевечерние дозы прогестерона, и здесь использовалась самая длинная и толстая игла. Эти уколы должен был делать я.
Первого февраля доктор Вон позвонил нам сообщить результаты оплодотворения. Они разморозили мою сперму и оплодотворили ею яйцеклетки Кик посредством инъекции одного сперматозоида в каждую клетку. Извлечено было девять жизнеспособных яйцеклеток; из них шесть остаются в идеальном состоянии, две сохраняют вероятность успеха, а одна в процессе оплодотворения погибла. Три идеальные яйцеклетки было решено имплантировать в матку Кик, а три другие заморозить. Странно было думать о том, что мы замораживали наших будущих детей.
Закончив разговор, мы испуганно переглянулись. Я подумал вслух: «А что будет, если все три яйцеклетки сработают?» Дело могло кончиться тем, что у нас будет трое орущих младенцев одновременно. Через три дня после извлечения яйцеклеток мы вернулись в больницу для их пересадки в матку Кик. Этот день обещал стать самым важным в нашей семейной жизни. Нас отправили в хирургическое отделение, где эмбриолог Бет Уильям — сон объяснила нам, что на оплодотворение эмбриона потратила все выходные. Она сказала,
— А пол вы можете сказать? — спросила Кик.
Доктор Уильямсон сказала, что нет, пол на такой стадии можно определить, лишь удалив одну из клеток и проделав анализ ДНК. Я этими процедурами был сыт уже по горло.
— Нет, спасибо, — сказал я. — Мы просто так спросили.
Когда Бет вышла, появилась медсестра с двумя комплектами больничной одежды — одним для Кик, другим для меня. Когда мы переоделись, Кик сказала:
— Ты выглядишь как бомж.
Хихикая, мы попросили доктора Бона сфотографировать нас на память, чтобы запечатлеть последнее мгновение нашей бездетной жизни. Затем мы вошли в затемненную операционную. Свет горел очень тускло и действовал расслабляюще. Мы не тревожились, а только возбужденно посмеивались, словно два идиота. Наконец врач сказал команде эмбриологов, что пора начинать, и они вошли в операционную, держа в шприце три наших эмбриона. Я сидел на табурете рядом с Кик и держал под простыней ее руки. Через пять минут все было закончено. Все это время мы не отрывали глаз друг от друга.
Затем Кик очень осторожно положили на каталку и вывезли в небольшую послеоперационную палату, где ей предстояло час лежать без движения. Я вытянулся на соседней койке. Так мы лежали рядышком, глядя в потолок и подтрунивая друг над другом насчет потенциальной тройни.
Когда час истек, вошла медсестра и сказала, что следующие два дня Кик абсолютно ничего нельзя делать. Я осторожно отвез ее домой, положил в постель и дежурил возле нее. Ланч принес ей на подносе, а на ужин накрыл стол, украсив его очаровательными салфетками. Я прислуживал, как официант. Кик было позволено только сидеть, а между салатом и основным блюдом я заставил ее лечь на диван. Она обозвала меня тюремщиком.
На следующее утро Кик проснулась от того, что я поцеловал ее в живот. В тот день она начала принимать медикаменты, которые мы назвали «средством для высиживания яиц». В каждом из оплодотворенных фолликулов перед пересадкой в матку эмбриологи сделали микроскопическое отверстие, и лекарства проникали сквозь эти отверстия, помогая эмбрионам вылупливаться из фолликулов и имплантироваться в стенку матки.
Удалось ли Кик на самом деле забеременеть, мы не знали в течение двух недель, до 15 февраля, и просто ждали, стараясь замечать малейшие изменения в ее самочувствии. Но, учитывая то, что ей приходилось принимать очень много лекарств, было трудно сравнивать ее состояние с нормальным.
— Ты чувствуешь в себе какие-нибудь изменения? — то и дело с беспокойством спрашивал я.-
Что ты должна ощущать?
Мы думали об этом все время.
— Откуда я знаю? — отвечала она.
Наконец, на одиннадцатый день после имплантации яйцеклеток, Кик рано утром отправилась в больницу, чтобы сделать анализ крови на ХГЧ (тест на беременность). Она так нервничала, что даже выключила радио в машине и всю дорогу молилась про себя. Нам сказали, что результаты будут известны к половине второго пополудни, и в ожидании мы позавтракали, приняли душ и начали готовиться к отъезду в Европу.