Не убоюсь я зла

Хайнлайн Роберт Энсон

– Хорошо, я не скажу никому, кроме Юнис… и того старика с длинной белой бородой, когда я снова его увижу.

– Хорошо. Слушайте. Ваши два очаровательных волка – а они и вправду очаровательные – такие же голубые, как Юлий Цезарь.

– Что? Джейк, мне трудно в это поверить.

– Я не приведу доказательств, но я уверяю вас, что мне это доподлинно известно.

– Но послушайте, дорогой! Я же целовала их. Конечно, может быть, я и не настоящая женщина… но не в тех местах, где это можно заметить. И я знаю, что их поцелуи не

были поддельными. Они целовали меня с наслаждением. Ерунда, дорогой. К тому же они женаты.

– Я сказал «голубые, как Юлий Цезарь», дорогая, а не как правитель Аркхам.

– То есть вы хотите сказать, амбиголубые? Все равно мне в это трудно поверить. Неужели это нельзя распознать? Даже по поцелую?

(– Я заметила это, Джоанна, по крайней мере их ориентацию. Но они все равно волки… и, может, нам еще придется с ними встретиться, чтобы отблагодарить их.

– Юнис, разве это единственный способ для женщины отблагодарить мужчину?

– Это единственный убедительный способ, двойняшка. Для вас это что-то новое?

– Нет, дорогая… просто я думала, что, может быть, вашему поколению известно что-нибудь, чего не знало мое поколение. Оказывается, нет. По крайней мере из того, что вы мне говорили. Вы лишь более откровенны в этих вопросах.)

– Джоанна, если «амби» не хочет, чтобы об этом знали, то этого нельзя заметить. Послушайте, когда вы были Иоганном, вы могли распознать девственницу?

– Джейк, я не думаю, что когда-нибудь встречал девственниц. Но вы встречали.

– Вероятно, вы имеете в виду кого-то из наших общих знакомых.

– Конечно.

– Кого? Вини? Я бы о ней такого не подумал, хотя она и легко краснеет.

– Не Вини. Если она и девственница, то я не ее имел в виду.

(– Вы хорошо выкрутились из этого положения!

– Вини сама может рассказать о своих секретах. Дорогая, Джейк знает о вашем ребенке?

– Нет, и мы ему не скажем!

– Я и не собирался, дорогая… просто не хотел оказаться в глупом положении.)

– Теряюсь в догадках. Кто же этот образец добродетели?

– Я.

– Но… – Джейк замолчал.

– Да-да, дорогой. Иоганн не был девственным, и Юнис была замужем, не говоря уже о том старом волке, который склонял ее к сожительству…

(Это я склонила его.)

…Но это не имеет отношения к той новой женщине, которая у вас на коленях. Я девственница, но могла бы уже ею и не быть, если бы не ваш чертов телефон. Дону Амеке не следовало его изобретать.

– Кто это такой? Какой-нибудь русский? Телефон изобрел Александр Грэхэм Белл.

– Это старая шутка, извините, Джейк. Амека играл Белла в кино, но тогда вам было три или четыре года от роду. Но оставим давно усопших актеров и мою девственность, от которой я никак не могу отделаться, давайте говорить о Юнис…

(Моя любимая тема!)

…Этот свет над головой режет мне глаза; как мне его убавить? И не дайте остыть вашим коленям, пока я сбегаю и уверну фитиль.

–

Я могу убавить его отсюда. Так лучше?

– Намного! Я хочу видеть вас, дорогой… но нижнего освещения вполне достаточно. А теперь расскажите мне о Юнис. Я хочу быть такой же, как она, и в постели.

– Джоанна, вы же знаете, я не могу рассказывать такое про даму.

– Но я и есть Юнис, Джейк. Просто у меня нет ее памяти. Поэтому мне нужна помощь. Юнис любила вас и по-прежнему любит, я в этом уверена… и Джоанна Юнис любит вас… и это не просто сильная привязанность старика Иоганна. Джоанна Юнис любит вас любовью, которая идет от славного тела Юнис, которое я с гордостью ношу. Расскажите мне о ней. Было у нее такое же сильное желание, как у меня?

– Хм…

(Засуньте руку ему под рубашку, близняшка. Только смотрите, аккуратней, чтобы ему не было щекотно.)

…Джоанна, желание у Юнис было сильным. Сперва мне было трудно в это поверить… я, старая развалина, и она, такая молодая и красивая. Но ей удалось убедить меня.

– Но вы вовсе не старая развалина, дорогой. Вы в лучшей форме, чем я была в вашем возрасте. На вашем лице – морщины, но они придают ему какое-то величие, и это на всех производит впечатление. Но ваше тело такое крепкое и аккуратное, как у мужчины наполовину моложе вас. Мускулистое. И кожа у вас гладкая и упругая, не то что отвратительное крепдешиновое покрытие, которое я слишком хорошо помню. Дорогой… даже если вы захотите потом развестись со мной, женитесь на мне как можно скорее, чтобы я могла иметь от вас ребенка.

(Дорогая, это удар открытой перчаткой! Я никогда не пользовалась этим приемом.)

– Юнис! Джоанна Юнис.

– О, я не имела в виду «как можно скорее» для вас… я имела в виду «как можно скорее» для меня. Я еще лет пятнадцать буду способна родить, но чем скорее, тем лучше; женщине не следует рожать первенца после сорока. Но вы сможете производить детей до конца жизни. Сколько у вас детей, Джейк, дорогой?

– Трое. Вы встречали двух из них. А еще четверо внуков

– Я не имею в виду этих. Меня интересуют другие Я готова поспорить, что у вас, по крайней мере, еще дюжина в разных местах Вы долгое время были богаты и могли себе это позволить. Скольких вы не упомянули?

– Джоанна Юнис, вы слишком любопытны.

– Да, и никто не обязан отвечать на такие вопросы. Но разве Юнис вас никогда не спрашивала?

(Спрашивала, и, мне кажется, он соврал, хотелось бы услышать, что он скажет на этот раз.)

– Хм…

– Я не скажу никому, кроме Юнис. И даже старику с книгой не скажу.

– Вы коварный, вкрадчивый маленький котенок. Я думаю, что у меня есть еще четверо. Плюс один от замужней дамы, которая, вероятно, обманывала меня. Трех я поддерживал материально, пока они не встали на ноги: а четвертому… и предполагаемому пятому я ничего не мог предложить. Но они ни в чем и не нуждались.