(не)ваша девочка
Шрифт:
— Я вызову полицию, мудаки! Сколько можно говорить, что это вам не притон! — раздается яростный и приглушенный голос Наташи после громкого стука в дверь.
Явились, сволочи. Сутки продержались на обидках и пришли. Я зло рычу в подушку и крепко зажмуриваюсь. Никакой совести нет. Вот бы загнать им иглы в их яйца и потребовать немедленного секса.
— Завали, — рявкает Тимур. — Вызывай!
Я не шевелюсь. Даже не вздрагиваю, когда скрипят дверные петли.
— Одинцова… —
— Мальчики, предлагаю перенести наше рандеву… — мои слова выходят сдавленными и тихими, — на пару дней… я себя неважно чувствую…
Думается, что начхать им на мое состояние. Возможно, они поймают особенное удовольствие, когда принудят вялую и болезную девицу к близости. Ведь это полное чувство власти.
— Да оставьте вы ее в покое, — в ярости шепчет Наташа.
Хлопает дверь. Наташа за не возмущенно взвизгивает, а с присвистом выдыхаю в подушку. Буду умирать, они отступят.
— У тебя кровь, — едва слышно говорит Рома.
Я недовольно причмокиваю. Да, чувствую, что ластовица трусиков влажная. Наверное, стоило надеть особые трусы с прокладкой, но у меня не было желания совершать лишних телодвижений.
— Это нормально, — тихо отвечаю я.
— В смысле нормально? — голос Ромы полон беспокойства и испуга.
Отрываю лицо от подушки и вновь роняю на нее голову, но уже щекой вниз. Стоят перед кроватью бледные и недоуменные.
— Так работает экстренная контрацепция, — моргаю и закрываю глаза. — Ничего сверхъестественного не случилось, мальчики.
Молчат, а я морщу нос от болезненной схватки над лобком. Подкладываю ладони под живот. Очень не хватают утешающих объятий от мамы, которая меня, собственно, и продала двум обормотам.
— Тебе больно? — шепотом спрашивает Рома.
Нет, блин, лежу и наслаждаюсь мерзкими спазмами боли и липким кровотечением. Я не отвечаю.
— Я вызываю скорую, — заявляет Тимур. — Это какая-то жопа.
— Зачем скорую? — интересуюсь я.
— У тебя кровь! — рявкает Рома. — И нихрена это ненормально.
На секунду пугаюсь его повышенного тона. Вдруг я тут все залила кровью и уже умираю? С покряхтыванием сажусь. На пододеяльнике крови не вижу. Недовольно снимаю шорты, а вот на них расплылось темное пятно.
— Это нормально, — откидываю шорты и валюсь обратно на кровать.
Сейчас полежу и когда пронизывающие схватки немного утихнут, пойду в ванную. Застираю руками трусики, надену большую ночную прокладку и налью горячей воды в грелку.
— Мне нужна скорая! — зло и строго говорит Тимур.
— Господи… — шепчу я с закрытыми глазами. — Да не нужна мне скорая. Сгиньте.
— Выпила таблетку… Какую таблетку, Ром?
Рома
— Анюта…
— Открылось кровотечение, — Тимур продолжает третировать оператора. — Конечно, обильное! Что за вопросы! Пришлите скорую! У нее трусы в крови и на шортах пятно… Да пошла ты! Охренеть! Она тут кровью истекает, уроды! — рык и следом обескураженный шепот. — Сказали не приедут.
— Поехали сами, — встревоженно отзывается Рома и поглаживает меня по бедру.
— Вы прикидываетесь? — я с трудом разлепляю веки.
Нет, не прикидываются. Реально напуганы. Бледные, глаза как блюдца.
— Так, — я вновь сажусь, подхватываю шорты с пола и встаю. — Я не умираю… — закусываю губы при очередном спазме и ковыляю к двери. — Сейчас я душ приму…
— Но у тебя кровь, — опять повторяет Рома, и я на него в слабом и измученном изумлении оглядываюсь.
— Ну да, Ром. Что ты тут дурачка-то строишь? В сторону, — слабо отталкиваю Тимура. — Дай пройти.
В коридоре меня ловит Наташа. Выхватывает шорты, рассматривает кровавое пятно и выдыхает:
— Господи, я сама тут пересралась! Что они панику развели?
— Без понятия, — забираю шорты и плетусь к двери ванной комнаты. — Они, наверное, из тех, кто считает, что девочки пукают радугой и какают бабочками.
— Мне полицию вызывать? — Наташа шагает за мной. — Они, вроде, не буянят.
— Я не думаю, что полиция для них указ, — просачиваюсь бледной тенью в ванную комнату. — Я сейчас освежусь, Ната, и уведу их. Извини за беспокойство.
— Да что же они так к тебе привязались?
Сижу на дне ванны, направив струи прохладной воды на лицо.Взрослая жизнь — отстой. За любую ошибку непременно прилетит резкая и оглушающая оплеуха, которая напомнит, что нельзя расслабляться. Ни при каких обстоятельствах. Запрокидываю голову, направляя воду на грудь и открываю глаза. На пороге небольшой ванной комнаты стоит хмурый Тимур и смотрит мне между ног. Я тоже опускаю взгляд. К сливу плывет внушительный сгусток крови.
— Да какая же это нахрен норма?!
Глава 31. Фантазии
Ничего не нахожу лучше, чем направить душевую лейку в сторону Тимура и окатить его водой, выкрутив вентиль холодной воды на максимум. Он возмущенно всхрапывает, отплевывается и прячется за дверью:
— Сука!
— Да отвали ты! — рявкаю я. — Оставь меня хотя бы тут в покое!
— Да вдруг ты там сдохнешь, Одинцова!
— Я не доставлю тебе такого удовольствия, — тяжело встаю, смываю остатки крови с внутренней стороны бедра.
— Нехрен было пить отраву, — рычит за дверью.