(не)ваша девочка
Шрифт:
— Неправильно ты, Одинцова, чай пьешь, — напротив на стул опускается Тимур, и его лицо расплывается в улыбке, когда я перевожу на него взгляд.
— А как надо? — замираю с чашкой у рта.
— У меня на коленях.
Встаю, подхожу к нему и без тени стыда усаживаюсь на колени. Делаю невозмутимый глоток, а Тимур неторопливо поглаживает меня по бедру, вглядываясь в лицо.
— Нам придется постараться, чтобы растопить тебя, да?
— Я не совсем тебя понимаю, — опять прикладываюсь к чашке.
—
— Дай мне несколько секунд, — отставляю чашку и аккуратно пощипываю себя за щеки, а затем похлопываю, разгоняя кровь. Смотрю на Тимура и спрашиваю, — так лучше?
— Совсем не то, — Тимур касается моей щеки, — давай я тебе помогу.
Тимур целует меня в шею, а я у него спрашиваю:
— Ты кому собрался скормить Наташу?
— Какая тебе разница? — его губы поднимаются к ямочке под мочкой.
— Ты поступаешь некрасиво.
— В очередной раз, — покусывает за мочку и шумно выдыхает. — Ни совести, ни морали и у меня есть к тебе предложение.
Я напрягаюсь в его объятиях, потому что игривый тон не предвещает ничего хорошего.
— Накинем тебе еще пять дней, а Наташа останется нетронутой и с деньгами, — чувствую, как он ехидно улыбается, — если ты так печешься о ней.
— Что за вздор? — я отстраняюсь от Тимура, и он вскидывает бровь. — Ты сейчас серьезно?
— А что? Нет? — указательным пальцем спускается по шее от подбородка до яремной ямки. — Тогда позволь своей подруге самой решать. Она девочка взрослая и, можно сказать, ей повезло. Внешность у невыразительная и блеклая и никто в здравом уме не предложил бы за ее тощий зад столько денег. А я человек порывистый и мне не понравилось, как она самонадеянно заявила, что под двух мужиков не легла бы. Вот и посмотрим, какая она принципиальная, когда перед ней будут лежать пачки свеженьких долларов.
— Зачем ты так?
— Затем, что могу, — щурится, — но если тебе так жаль подругу и ты не хочешь ставить ее перед сложным выбором, то мое предложение все еще в силе.
Мне до него не достучаться, а его предложение отработать за Наташу, которая останется в итоге при деньгах, абсурдное. Не настолько я жертвенная идиотка, чтобы за соседку, что не держит язык за зубами, вступаться. Да, пусть сама решает, готова ли она за деньги перешагнуть через свои принципы, но мне в душе гаденько, будто я ее подставляю.
— Под стариков не лягу, — на кухню врывается решительная Наташа.
— Ты не в том положении, чтобы тут условия выдвигать, — Тимур переводит на нее скучающий взгляд. — Что это еще за капризы? Я тебе двести штук предлагаю.
— Я должна на них посмотреть, иначе…
— Иначе ты идешь нахрен, Наташа,— Тимур понижает голос и ухмыляется. — Как принято? Еще одно слово и сделка аннулируется.
— Я хочу
Тимур сгоняет меня с колен и встает. Подходит к Наташе и тихо говорит:
— Приличные мужчины, милая, не будут одну женщину трахать, — щелкает ее по носу, — а приличные женщины не торгуются. Что же, придется двести штук спустить в казино, как и планировал.
— Но…
— Я тебе не мальчик, чтобы ты мои слова мимо ушей пропускала. Что я тебе сказал до твоих приличных мужчин?
— Я согласна.
— Этого я не говорил.
— Мне нужны деньги.
— И этого я тебе не говорил.
Наташа всхлипывает, а Тимур, довольный своей выходкой, покидает кухню:
— Пошли, Одинцова, мы и так задержались.
Глава 34. Минутка откровения
— Анют, твой брат вторую машину раскурочил? — на крыльце дома нас встречает Рома с небольшой черной и спортивной сумкой, которую всучивает Тимуру в руки.
— Они уже без надобности, — тот размашисто шагает прочь. — Социальный эксперимент и без денег удался.
— Не понял, — Рома провожает его взглядом.
— Он пытался купить Наташу для своих друзей.
— У него нет друзей, — рома хмыкает. — А мне Наташа не приглянулась.
— Он хотел подложить мою соседку под двух мужиков, — глухо поясняю я. — за двести тысяч долларов.
— Но она надеялась, что это будем мы, — Тимур с улыбкой оглядывается. — Очень оскорбилась, кстати.
— Это все лирика, — беспечно отмахивается Рома и в следующую секунду целует меня.
Я безропотно и без инициативы принимаю его губы и наглый язык. Он отстраняется и вглядывается в глаза:
— Все еще дуешься?
— Нет.
— Тогда скажи, что соскучилась.
— Но это будет неправдой.
— Я согласен на ложь, — улыбается и с ожиданием вскидывает бровь.
— Я соскучилась, — отвечаю я, глядя в глаза.
— Нет, Анюта, — Рома щурится. — Я же должен поверить в твою ложь.
Отворачиваю лицо, закусываю губы и закрываю глаза, медленно выдохнув. Один мою соседку провоцирует на глупости, второй тоже дурит, но иначе. Делаю очередной вдох и выдох и, всматриваясь в надменные и холодные глаза, проникновенно шепчу:
— Я соскучилась.
И невесомо целую Рому в губы, чтобы заполировать ложь вынужденной лаской. Продажным женщинам платят не кислую мину и правду. Душит в объятиях, пожирая мой рот голодным зверем, и отстраняется с ласковой улыбкой.
— И я соскучился, Анюта, — выдыхает в губы.
Его тихий и вибрирующий голос отдается глухим ударом в сердце. Таким шепотом в фильмах признаются в любви после долгой разлуки. Я сглатываю, встряхиваю волосами, прогоняя морок. Что это за фокусы от ехидного Чернова?