Не верь глазам своим
Шрифт:
— Не важно, расскажешь ты мне или нет. Я сам узнаю все, что нужно. И я просто уничтожу ту гниду, что подняла на тебя руку. Он пожалеет, что не спрыгнул с крыши, потому что когда я найду его, этот прыжок станет его заветным желанием, — на щеках еще блестели слезы, но убийственная целеположенность в глазах ужасала. И Риччи сдался:
— Я люблю его. Я люблю его, Клеман. И если ты сделаешь ему больно, больно будет и мне…
Та тишина, что стояла в палате, больно резала по ушам. Старший брат не знал, что сказать. А младший не хотел продолжать, но вынужден был, чтобы уберечь от беды обоих.
Он тяжело вздохнул и закрыл глаза.
— Это была наша вторая
Парень сжал его щеки и прошептал:
— Твои эти чертовы губы. Ты их кусаешь, когда волнуешься. И всегда облизываешь… Ты ведь обо мне в этот момент думаешь, ведь так? — и впился в розовый влажный рот ничего не понимающего подростка. Не сдержав стона, он провел языком по небу, коснулся чужого языка. Потом отстранился, будто ошпарившись: — Ненавижу тебя.
Риччи остался стоять у стены, пытаясь собрать мысли в кучу и унять дрожь в коленях.
Никто из них не подал виду, что в раздевалке после игры произошло что-то необычное. Но если самый младший участник команды с трепетом вспоминал свой первый поцелуй, то его соучастник разрывался от злости и нереализованных желаний.
Конечно, долго тишина не продлилась. Риччи стали третировать и насмехаться. Над возрастом, над очевидной влюбленностью, над ориентацией, над каждым шагом. Но к удивлению паренька инициатором этой травли был не объект его юношеской любви, а его лучший друг. И чем дольше длилось это безобразие, тем менее довольным выглядел тот, о ком мечтал Риччи. А после очередной победы, вырванной зубами того самого мелкого, но сильного игрока, который не сломался под давлением толпы, он пришел к нему сам.
— Почему ты не празднуешь победу со всеми? Она ведь сегодня твоя… — Риччи вздрогнул, но смело не отвел глаз. Пусть он не ожидал увидеть свою любовь на крыльце своего же дома, но и тушеваться, давая повод для насмешек, он тоже не стал.
— Мне нет места среди вас. А ты сегодня один? Без группы поддержки? Или думаешь, она не оценит того, как ты целуешься с малолеткой? Или они где-то поблизости? Наготове с камерой?
— Я бы так не поступил, — парень покачал головой и отступил на шаг. — Ты прав, мне не стоило приходить. По крайней мере, пока я не осмелюсь признаться хотя бы самому себе, что ты мне очень нравишься…
У Риччи от этой фразы сердце чуть не выскочило из груди.
— Зайдешь на стакан лимонада? — и уверенный шаг вглубь дома. — Тебе какой? Мандариновый я вчера допил, есть гренадин и виноград. И остатки манго… Я планировал готовить только в конце недели, так что выбор небольшой…
— Ты прикалываешься? Небольшой? И… Ты сам их готовишь? Купить не проще? А где твои родители?
Они разговаривали допоздна. А когда настало время идти домой, взрослый, серьезный волейболист мило замялся в дверях, как ребенок, который стесняется попросить конфетку, за что получил нежный поцелуй в губы. Такой нежный и тягуче-сливочный от выпитого кофе-гляссе, что решил остаться. До самого рассвета, когда получил гневную смс от лучшего друга, когда реальность будто окатила его ледяной водой.
— Не бойся. Никто не узнает, что ты был здесь. Можем считать, что этого никогда не было. — По-взрослому серьезно сказал Риччи, но в конце добавил: — Вот только имей в виду, что всю жизнь жить в шкафу не получится, и каким бы ты ни был трусом, однажды тебе придется встретиться с правдой о себе лицом к лицу. И им тоже.
На завтра же он получил от любимого
Ударил. А потом долго просил прощения. Взглядами, случайными прикосновениями, неожиданными подарками. Глупый, совсем не понимал, что Риччи не злится, что ему уже не больно. И что не нужно бояться, что после этой драки что-то изменится. Риччи не собирался говорить даже вернувшемуся из поездки брату об этой глупости. Зачем, если это ничего не изменит? Только загрузит и так всегда темного и печального Клема, у которого и самого что-то ужасное на душе.
В ту ночь Клеман не пришел домой. И захмелев от неожиданной свободы, Риччи осмелился написать смс. Потом еще одно, потом звонок, который превратился в визит.
Задыхаясь от откровенных ласк и ощущения собственной вседозволенности, парень шептал на ухо Риччи:
— С ума меня сводишь, уже свел. Такой сладкий, такой чуткий… Представить боюсь, что ты будешь с кем-то другим, с кем-то смелее, умнее меня… Ты же мой, мой, целиком, без остатка… Скажи?
— Твой, только твой… Только надо ли тебе это? — с горечью отвечал Риччи, прерывая поцелуи на горячий шепот и снова возвращаясь к любимой коже.
— Не могу не думать о тебе. Не могу не мечтать об этом. О нас. Черт, малыш, я безумен. Прости меня. Я безумен, потому что не могу сказать тебе «нет». Себе не могу сказать «нет». Риччи, мне так хорошо с тобой. Было очень больно? — Он трепетно касался кончиками пальцев еще не заживших до конца синяков.
— Намного больнее было внутри. Не надо меня жалеть. И не надо заставлять меня утешать тебя. Ты трус, и это те последствия, которые тебе предстоит переживать из-за этого. Но я люблю тебя, и это был мой выбор, я сам выбрал тебя. Сам выбрал, как отвечать на провокацию. Сам выбрал, говорить ли тебе об очевидном для меня интересе к тебе твоего этого э…
— Прости-прости. Ты прав. Я трус…
— Это не мешает тебе быть харизматичным, забавным, романтичным… Это не мешает мне тебя любить…
Та ночь была полна нежности и страсти, она была пределом мечтаний обоих и в то же время запредельно неправдоподобной.
Риччи с трудом выпроводил неприлично счастливого парня около одиннадцати, благодаря всех святых за то, что брат до сих пор не вернулся домой, избавив его от необходимости объясняться.
— С той ночи мы больше не виделись. Но он нашел меня в интернете. И мы переписывались. Под никами, без фото, но мы часами зависали за разговором… А потом он написал мне что-то вроде: «Ты все испортил. Ты сам во всем виноват!» Мне стоило обратить внимание, что это совсем не похоже на него. Но я так испугался, опешил, думал, это какая-то ошибка. И назначил встречу. На которую пришел не он. Точнее не он один. И судя по его лицу, мне не светило ничего хорошего. Он ударил меня всего несколько раз. Легонько, почти не касаясь. Я понимал, что у него не хватит смелости рассказать им. Это чертово общественное мнение!!! И я просто крикнул ему в лицо: «Бьешь, как девчонка!». Дальше я не все помню. Точнее почти сразу же мне попало от его друга в голову, и я отключился. Потом ненадолго пришел в себя. Он стоял в стороне, стараясь утереть слезы, чтобы никто не заметил, он кричал, что кто-то идет, что меня нужно оставить и валить… Я ему улыбнулся. И снова отключился. И в себя пришел уже здесь, — только теперь он перевел дух. Клем выглядел спокойнее. Но в то же время, решительнее.