Не влюблены
Шрифт:
У Руты таких проблем не было. Ее дыхание стало ровным через минуту после того, как он уложил ее в кровать. Эли сел на край постели и долго смотрел на нее. Он словно подглядывал за ней, как какой-то подросток, и при этом был не в силах не чувствовать эйфорию и обожание. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо испытывал что-либо подобное, а значит, ему следует действовать осторожно; значит, Рута может быть опасна.
Он заправил прядь влажных волос ей за ухо и пошел вниз.
Сорок пять минут спустя, когда летняя гроза была в самом
Никогда еще он не был так удивлен.
Рута скользнула взглядом по Тини, блаженно дремлющему на одной из его собачьих кроватей, переместила его на вазочки со взбитыми сливками и фруктами на кухонном столе, и остановила на сковороде возле плиты.
– Что ты делаешь?
– Выполняю обещание, которым заманил тебя сюда.
– Ты уже выполнил.
Она выглядела сонной, красивой и смущенной. Эли пришлось сдерживаться, чтобы не притянуть ее к себе.
– Другое обещание. Я сказал, что накормлю тебя, помнишь?
– Тебе и не нужно этого делать.
«Не обнимай ее. Не целуй кончик ее носа. Не проводи рукой вверх и вниз по ее спине. Тебе не нужно запускать пальцы в ее волосы, и тебе совершенно определенно не нужно, черт возьми, нюхать ее шею. Это просто заставит ее бежать быстрее, чем напоминание о том, что ты все еще владеешь кредитом «Клайн».
– Да ладно тебе, – он укоризненно поглядел на нее. – Я не могу просто трахать тебя без остановки, не чувствуя себя большим мудаком, чем уже есть. Мне придется кормить тебя, просто чтобы ты оставалась живой и отзывчивой. Без обид, но альтернатива мне не нравится.
Рута отвела взгляд и опустила глаза, что было очень нетипично для нее, а затем сказала:
– Я странно отношусь к еде.
Эли сохранил невозмутимое выражение лица, не шевельнулся, чтобы ее не вспугнуть.
Рута дважды сглотнула и добавила:
– Я изо всех сил борюсь со всеми видами перекусов, – она посмотрела ему в глаза. – Я бы предпочла не есть совсем, чем есть в спешке или на ходу.
– В этом нет ничего странного, – сказал Эли, однако на душе у него стало холодно и тяжело.
Рута упоминала, что Алекс кормил ее на катке. И плюс к этому она была инженером по пищевой промышленности, которая сосредоточилась на решении проблемы продовольственной безопасности. Он не собирался расставлять все точки над «i», пока она не попросит его об этом, но оставил за собой право подавить холодный, бесцельный гнев, который начал бурлить внизу его живота.
– Я тоже не большой любитель есть на ходу, – он открыл ящик стола и небрежно достал две салфетки. – Стаканы и тарелки в том буфете. Будь полезной, доктор Зиберт.
По ее лицу ничего нельзя было прочесть, но плечи заметно расслабились.
– Это французские тосты? – спросила Рута, когда они сели за стол.
Он налил кофе в ее чашку.
– Да.
– И это
– Никогда не говорил, что блюдо должно быть изысканным. И я рекомендую попробовать, прежде чем ты скажешь еще одно слово, о котором потом будешь сожалеть.
Она прищурилась, но все же полила тост сиропом, добавила свежие сливки, ягоды и поднесла кусочек к губам с видом человека, делающего Эли большое одолжение. Пожевав несколько секунд, Рута прикрыла рот рукой и сказала:
– Черт побери!
«Я же тебе говорил», – сказал он ей взглядом.
– Какого черта? – она казалась оскорбленной. – Как?
– Секретный рецепт.
– Это просто французский тост.
– Как ты теперь знаешь, не все французские тосты одинаковы.
– Ты не собираешься сказать мне, что в нем?
– Может быть, позже, – он сделал глоток кофе. – Если будешь хорошо себя вести.
Она ела медленно, не спеша, аккуратно и методично, точно так же, как работала в своей лаборатории. Эли наблюдал за ней с ничем не оправданным чувством выполненного долга.
«Что, блядь, она со мной делает?»
– У меня есть просьба, – сказала она, прикладывая салфетку ко рту.
– Я же сказал тебе, это секрет.
– Я не об этом.
– Тогда, о чем?
– Ты не обязан... Мне не нужны ужасные подробности, если не хочешь ими делиться. Я просто хочу узнать о твоей бывшей невесте.
О…
– Что именно?
Она несколько секунд раздумывала, словно подыскивала идеальный вопрос, прежде чем спросила:
– Кто разорвал помолвку?
– Она.
Пауза.
– Почему?
– Потому что я не любил ее так, как она хотела, чтобы ее любили.
Рута склонила голову набок.
– Что это значит?
Прошло уже достаточно времени, и теперь, когда Эли думал о Маккензи, то чувствовал только привязанность и благодарность. Но сейчас ему припомнился их последний разговор:
«…Ты успешный взрослый мужчина, и все же ты вкладываешь больше усилий в какую-то безрассудную вендетту, которую ведешь со своими созависимыми друзьями, чем в то, чтобы быть по-настоящему счастливым. Ты в любой момент предпочтешь свой глупый план мести мне, и мы оба это знаем.
Ты хочешь влюбиться в меня. Ты хочешь просыпаться утром и думать обо мне. Ты хочешь хотеть меня, но не можешь, потому что дело не в том, что ты хочешь, а в том, что ты чувствуешь. Любовь, что я ищу, ты не можешь мне дать. Не все способны так любить, Эли..».
Слова Маккензи, возможно, уже не резали, как три года назад, но все еще кололи.
– Недостаточно, – он скользнул языком по внутренней стороне щеки. – Она имела в виду, что я недостаточно ее любил.
– И она была права?