Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
Возможно, что и так.
Медведь, наверное, бесится. Связи нет. И Ниночка… кстати, странно, что он не пришел.
– А Медведь где? – я повернулась к Бекшееву.
Сердце сердцем, но это же Ник-Ник.
И Барин.
– Не знаю, - Бекшеев нахмурился. – Я… домой только заглянул. Вымылся. Переоделся. И к Сомовым сразу. Матушка уходила. И не спросил. Может, спит? Она, если что-то серьезное, часто в сон погружает. Но… тогда следить надо. За состоянием. И будить, чтобы поели, да и все остальное тоже.
Твою ж… вот как-то даже и слов цензурных не находится.
Я поглядела на Бекшеева.
Он на меня.
Вздохнул за спиной Тихоня. И появилось чувство, что на самом деле все куда как поганей, чем мы думаем.
– Я… и вправду загляну, проверю? – я хлопнула по ноге, подзывая Девочку. – А вы тут и без меня…
Глава 33. Король пентаклей
Глава 33. Король пентаклей
«Появление аркана Король Пенактлей указывает на сильного лидера, человека, отличающегося твердостью, в некоторых случаях даже резкостью, который имеет блестящий ум, однако…»
«Малый толкователь карт и гадальных арканов», выпущенный под редакцией Общества любителей Предсказаний и рекомендованный для домашнего применения лицам, не обладающим истинным даром Прозрения.
С бумагами было проще.
Нет, им говорили, что их решения важны, что за каждой цифрой стоит человек. И что необходимо минимизировать потери в краткосрочной и долгосрочной перспективе. Что важно учитывать неучитываемые факторы, вроде личных отношений.
Или искать способ нивелировать влияние этих факторов.
Но с бумагами было проще.
Даже когда окно закрывалось, оставляя ощущение пустоты. А она потом сменялась болью. Когда порой наваливалось ощущение безумной усталости. И сил не хватало даже на то, чтобы дотянуться до стакана с водой. А спасительные конфеты уже не спасали.
Тогда было легче.
Тогда ведь цифры. А тут человек. Тот, которого Бекшеев знал. Пусть не самый приятный, язвительный и явно завистливый.
Или пытающийся таким казаться?
Но живой.
А теперь мертвый. Его положили на пол. Веревку стаскивать не стали, только ослабили, словно это имело хоть какое-то значение.
Бекшеев сразу её и проверил. Вот только ожидаемо следов иных, кроме собственно Ник-Ника, не нашел. Как и на бумаге. Чернильнице. Стуле.
Выражение лица у Ник-Ника… как у покойника.
Может, прикрыть чем? Хотя… трогать ничего не стоит. Покрывало… ровное, ни складочки, ни вмятины. Подушки горой. И кружевная накидка на этой горе. Кровать железная, с шишечками. Под кроватью – коробка, а в ней пяток куриных яиц и белое перо, прилипшее к скорлупе.
Дорожки.
Пол.
Все
А если не дар?
Кто-то вошел… кто-то знакомый, кого Ник-Ник впустил без страха. Кого? Зная, что Барский пропал. Зная, что творится что-то до боли непонятное. Но впустил.
Своего?
Безусловно.
А дальше? Пистолет? Или тот же подавитель? А ведь они тоже не вечны. Напротив, игрушки хрупкие, да силу жрут на раз. С тем, как им пользуются, амулет давно должен был бы исчерпать себя.
Сменить камни? Это не так просто. Наполнить? Возможно. Но для этого дар нужен и кое-какие умение. Слить энергию вовне, не расплескав, не так-то просто.
«Я виноват».
Два слово.
Вот оно, доказательство? Заряд заканчивается…
– Ник-Ник не стал бы вешаться, - Тихоня говорил по-прежнему шепотом. – Грех это. А он верующим был.
– Ник-Ник? – Сапожник даже оторвался от листов.
Тихоня кивнул.
– Мы… говорили как-то. Я ему крест подарил. От отца. Мне ни к чему. А отец был бы рад. Он веровал, - Тихоня говорил медленно.
– Крест? – Бекшеев все же решился прикоснуться к мертвецу.
Рубаха в клеточку, заношенная до прозрачности на локтях. Ткань мягкая, а пуговицы мелкие, но расстегнуть получается.
Крест и вправду был.
Тяжелый, серебряный. С виду дорогой.
– Отцу… справили. Подарок. Незадолго до… купец. Один. Так-то простой был. А тут вот… и он мне передал, - Тихоня поморщился и горло потрогал. – Ник-Ник увидел. Спросил. Я сказал. Одно. Другое. Разговорились.
– И ты подарил ему серебряный крест, - хмыкнул Сапожник. – Странно, что он его еще…
– Он действительно верил. А вещь должна исполнять. Что предназначено, - Тихоня поглядел на сослуживца с жалостью. – Я не могу. Веры нет. Искал. Все одно нет.
– В храм он не больно-то заглядывал.
– Да. Стеснялся. Сейчас ведь как-то… не особо.
Странно.
Ник-Ник совершенно… хотя, что о нем Бекшеев знает, чтобы судить? Неуживчивый? Ворчливый? Жалующийся на все? Его недолюбливали.
А он верил.
И… что это меняет?
– Его жена, - Тихоня подошел к зеркалу. Снимки на нем были старые и слегка пожелтели.
Вот тот, самый крайний, измят. И следы пролегли по бумаге, словно морщины. Его аккуратно расправили, но разве разгладишь такие?
Женщина молодая и красивая.
А вот на этом снимке, где она в белом платье и с цветами, вовсе выглядит девочкой.
– Убили? – поинтересовался Сапожник.
– Нет. Ей. Письмо. Что умер. Ошибка там. Она и вышла замуж. Ник-Ник вернулся, а там уже и ребенок.
Погано, наверное.
Такое и представлять не хочется.
– Мда… - только и сказал Сапожник.