Не взывай к справедливости Господа
Шрифт:
После посещения полковником занятий вычислителей, таблицы со стендов снимались и под присмотром самого лейтенанта все до пепла сжигались в курилке, где для этого стояла большая железная бочка с отверстиями по её подолу.
Иногда Миролюбов от некоторых цифр приходил в восторг, приплясывая, доставал из кожаного портфеля нержавеющую фляжку с готическими вензелями и, приставив палец к губам, угощал своих солдат немецким коньяком с густым привкусом шоколада.
Вычислители ему отвечали глубоким уважением, близостью к своему командиру не злоупотребляли, держались
Так незаметно прошла зима, а по весне часть в полном составе стала собираться в Союз на учебные пуски ракет с полигона Капустин Яр, или попросту – Кап-Яр, как все его называли.
Капустин Яр – это плоская, на много тысяч квадратных километров, солончаковая пустыня, где, повернись в любую сторону, кроме змей да скорпионов, можно встретить разве только людей в солдатской форме. Вода привозная. Из местных наливных колодцев могли пить только верблюды. Дорог нет. Да в них и не было никакой необходимости – плоская бесконечная равнина с выжаренным до керамического состояния грунтом. Катись, как по асфальту! Но, никаких ориентиров. А без воды, да ещё под солнечным разъярённым оком с жарой до пятидесяти градусов в тени, долго не протянешь.
Откуда тень, когда на сотни километров ни одного деревца, только зыбкий мираж на горизонте.
Сборы были долгими, а дорога была ещё более долгой и настолько запутанной, что вражеские лазутчики, наверное, поломали не одну голову в своих предположениях о движении воинского подразделения с дощатыми огромными ящиками неизвестного назначения в сторону совсем неподходящую для любых полевых занятий. Ехали от Бреста до Киева, от Киева до Москвы, от Москвы до Рязани, от Рязани далее до Тамбова, Саратова, Волгограда и т. д.
И вот очутились ранним зябким утром на тупиковой станции не обозначенной нигде не картах и среди некоторой суматохи к обеденному времени разгрузились под настолько палящим солнцем, что приходилось надевать рукавицы, чтобы не получить ожогов от раскалённого металла доставленной в эту степь грозной техники.
Далее ехали уже своим ходом на тягачах и трейлерах до расположения своей точки, где в скором порядке расположились в палаточном лагере, как и должно в полевой обстановке.
К вечеру офицеры были несколько возбуждены и рассеяны, а солдаты, свободные от несения караульной службы, прячась от лишних взоров в палатках, потихоньку потягивали всё, что смогли прикупить или обменять на заграничные штучки в привокзальных буфетах.
Хорошо было. Весело. Самому случалось там быть. Степь большая, широкая…
Расположились лагерем, а законы казарменные: подъём, отбой, несение караульной службы, хотя, кого караулить, если на сотни километров ни одной души, лишь изредка нет-нет да и покажутся ниоткуда островерхие, как минареты, гигантские столбы, исходящие белым паром – испарения жидкого кислорода.
Баллистической ракете топливо нужно только на активной траектории полёта. С момента старта и до выхода на заданный угол, «изделие» работает, как управляемое физическое тело – активизируются рули и двигатель.
По выходе ракеты в ближний космос она летит уже по заданной траектории без участия двигателей и рулей управления, как брошенный камень.
Вот для таких расчётов в ракетных подразделениях и служат вычислители.
Занятия по подготовке пуска ракет проводились в обычной брезентовой палатке, скрывавшей солдат от несносной жары заволжских степей, где просторы – пустыня, только без сыпучих песков и верблюжьих барханов, с травой, похожей на колючую проволоку.
К обеденному перерыву голова раскалывалась от оглушительного солнца, а всё тело исходило солью и потом сквозь широко раскрытые поры.
Тем не менее, все три батареи были готовы к учебным пускам.
Расчёты проверялись по методике лейтенанта Миролюбова, штатского инженера, случайно оказавшегося в нужное время в нужном месте.
И вот, после нервного напряжения всего дивизиона, фантастической ночью прямо в мириады звёзд, косматясь ослепительным огненным шлейфом, ракеты ушли, оставляя чудовищный, громоподобный гул, от которого ещё долго в восторге дрожали земля и стоящие на ней люди.
Проверяющие отметили высокую точность попадания болванок имитирующих боевые заряды в обозначенное на карте место.
Лейтенанта отметили высоким назначением в НИИ на полковничью должность заведующего лабораторией, вычислителям объявили по окончанию занятий на полигоне отпуск на родину, а пока группу расформировали, передали в хозвзвод под неусыпное и бдительное око старшины с незабываемой кличкой «Чапай».
Дело в том, что дивизион на полигоне должны сменить братья по классу – чехи, которым под строжайшим секретом были командованием Союза переданы несколько ракет для защиты соцлагеря.
Чехи – не русские. Жару переносить ну никак не могут.
Поэтому солдаты отстрелявшего дивизиона должны были в каменистой, твёрдой, как цементная кладка почве, вырыть, вернее, выскрести блиндажи для воинского расположения братьев.
Хозвзвод был назначен на этой «стройке» ведущим.
Солдатам раздали обоюдорогие кирки, лопаты, ломы для непонятливых и кувалды для очень уж выносливых и плечистых.
Вычислителям тоже не повезло. Им-то как раз и достались круглые стальные ломы, переименованные в «карандаши», как и положено вычислителям.
Работа требовала усилий неимоверных.
Выцарапывая по миллиметру окаменевший суглинок, Кирилл представлял свою, теперь такую далёкую гражданскую жизнь, которая, как этот суглинок, была неподатливой и жёсткой.
Надо было по миллиметру осваивать своё жизненное пространство, врубаться в чёрствый быт рабочего общежития, искать устойчивую точку опоры в лице своей бригады, в дружеском, хотя и не всегда праведном плече своего приятеля Николая Яблочкина. И это ему удавалось, правда, иногда и не без потерь своих, пока ещё не устоявшихся жизненных принципов.