Не запирайте вашу дверь
Шрифт:
Мы стояли в углу коридора, за вешалкой; Лёня изредка нежно-почтительно дотрагивался до моего локтя, словно проверял, не убегу ли я через секунду. Можно было отойти от него на шаг-другой, но я решила: уж лучше пусть шепчет в ухо, чем кричит на весь коридор.
Муха долетела до открытой двери в столовую, и Лёня снова прикоснулся к моему локтю, призывая к вниманию. Я лишь улыбнулась в ответ.
Эти уважительно-ненавязчивые прикосновения мне нравились. Лёня, почувствовав мою благосклонность, смотрел как-то по-особенному, и это, к моему удивлению, находило отклик в моей душе.
Вдруг из комнаты,
На звук удара из кухни выглянула Евгения, под ее взглядом кот отряхнулся и потрусил обратно в столовую. Нас за пальто и плащами она не заметила.
Лёня прошел по коридору, за нитку поймал муху, взмывшую к потолку, и, вернувшись к вешалке, опять запустил ее. Когда кот свечкой вылетел из комнаты, Лёня взял меня за руку.
— Петруха мухолов, а также осолов и шмелелов, — шепнул он. — Лучше был бы крысоловом, но ленив, подлец. Даже мышей ловить не хочет.
Кот снова и снова прыгал за мухой, стараясь попасть по ней передними лапами, он делал это эффектно и с удовольствием. Наблюдать было очень любопытно.
— Осы ведь кусаются, — заботливо прошептала я, надеясь, что он правильно понял — то была забота о коте.
— Кусаются, — подтвердил Лёня. — А ему все равно. Он отскочет, лапой потрясет, и опять на них охотится. Кот у нас забавный — говорящий, он четыре слова знает: мама, мясо, мало и Маугли! Правда-правда, он их говорит!
Наконец Петрухе удалось поймать муху, Лёня отправился ловить другую, а я потихоньку улизнула на балкон — к Вике и Люське.
— Она надумала, — качнула Вика головой. — Сейчас нам все расскажет.
Я с улыбкой повернулась к Люське. Скрыть улыбку после общения с Лёней я не смогла, только постаралась, чтобы она выглядела вопросительной.
— Пойдем вниз разговаривать, — предложила Люська. — Здесь, в квартире, слишком много ушей.
— Можно вон в тот скверик, — указала я.
Люська рассмеялась и стала пробираться к выходу между стульями и стеной. Почему-то она выбрала ту часть комнаты, где проход был узким. Мы с Викой обошли стол с другой стороны.
— Там кладбище, — на ходу обронила Люська, придвигая к столу мешающие ей стулья. — Туда и пойдем.
— Верхнюю одежду не берите, — предупредила Вика. — Днем на улице тепло, а привлекать внимание нам ни к чему.
В коридоре около телефона сидел Лёня, он окинул нас блуждающим взглядом и немного задержался глазами на мне. Я сделала вид, что ничего не поняла.
— Что это с ним? — удивилась Люська уже на лестнице, когда Вика, шедшая последней, закрыла за нами дверь. — Тихий какой!.. И посмотрел как сквозь меня… Как будто не заметил! — Она пожала плечами и через десяток ступенек сделала вывод: — Напился, наверное! Это с ним бывает: трезвый ведет себя как пьяный, шутит, веселится, а пьяный как трезвый — серьезный и задумчивый.
Я мысленно улыбнулась.
Кладбище было чистеньким и выглядело вполне обитаемым — живыми, конечно, а не мертвыми.
Живые сновали туда-сюда с цветами, сумками, вениками и банками с водой, носили мусор в кучи, собранные в специально отведенных для этого местах; красили ограды, протирали памятники и скамеечки
Мы чинно шли по дорожке, громко цокая каблуками по чистому асфальту: вероятно, опавшие листья сметали с него по нескольку раз в день.
— Из нашего двора Лёня с Тамаркой и Алинкой уехали в кооператив, ну, ты помнишь, Алинка уже в школу ходила, — рассказывала Люська, не обращая внимания на прохожих. — А потом Женька с Милкой, отцом и матерью сюда переехали, Женька за кого-то второй раз замуж вышла, тогда еще Милкин дед был жив. Он был красным командиром, ну этим…
— Политруком, — подсказала Вика.
— Наверное. По крайней мере, ветераном войны.
— Это его портрет у них на стене висит? — уточнила я. — С носом, как у селезня?
— Его, — подтвердила Люська. — Им здесь огромную квартиру дали, четыре комнаты в генеральском доме. Отсюда кто-то выехал, а дед по хозяйственной части работал, всем был нужен, вот ее и получил… После этого он быстро умер, а перед смертью еще дачку успел построить недалеко от Москвы.
Она свернула в аллею налево, мы — за ней.
— Не заблудимся? — поинтересовалась Вика.
Люська отрицательно помотала головой.
— Я это кладбище хорошо знаю, мы с Милкой здесь часто гуляли. Ты из нашего двора уехала, и всё, а мы с Милкой дружили, в гости друг к другу ездили… Бабушка ее никогда не работала, но очень любила людьми руководить. Жизнь всем портила капитально. С удовольствием стравливала дочек, они ругались, а она радовалась: они же к ней за помощью бежали, каждая со своими доводами, на свою сторону ее перетягивали…
— Может, она одиночества боится? — предположила я. — А так она всем нужна.
— Кто ее знает? — пожала плечами Люська. — Она до сих пор любит обидеть, а потом показать, что обидевшийся сам виноват: мол, она ничего такого вовсе не думала, это он сам настолько испорченный! И вообще, ей нравится свою власть показать.
— А Тамара с Евгенией, они какие?
— Женька, она старшая, учитель математики в физ.-мат. школе, Милка ее тоже закончила, они от нас как раз после ее восьмого класса переехали. Сейчас она там завуч — Женька, не Милка — одинокая несчастная училка с авторитарными манерами. «Достала» там всех, наверное… Со вторым мужем она давно развелась, не больше года с ним прожила. Он ей совсем не подходил, но бабка ее терзала, что просто так встречаться неприлично, женщина должна быть замужем, а то перед соседями неудобно… Зато Тамарка всю жизнь замужем, да что-то не особенно счастлива. Учительница русского и литературы, она много лет проработала в нашей школе. Помнишь? — повернулась Люська к Вике.
— А как же, — кивнула Вика. — Правда, у меня в классе она уроков не вела. Но о ней рассказывали, что она за сочинения никогда пятерки не ставила, а еще заставляла девочек под краном с холодной водой тушь с ресниц смывать и локоны размачивать.
— Вот-вот! — подтвердила Люська. — Ресницы у меня свои черные, и волосы вьются, так она, стервозина, все равно требовала, чтобы я при ней умылась! И в восьмом классе на экзамене трояк влепила! Ну, да это дело прошлое. А последние лет десять она работает в редакции какого-то неизвестного журнала. Кто вас еще интересует?