Не жди меня, мама, хорошего сына
Шрифт:
— Ну, теща… — замялся Васек. — Радоваться надо…
— Есть тут один клоун, — сказал Сева. — Ментов повеселить хотел. Так развеселил, что чуть офис не разнесли…
— Короче, Васек, дело такое, нам палево ни к чему, — подвел черту Матвей. — Пробьешь ситуацию и, если терпила реально показывает на тебя, пойдешь сдаваться.
— Только в уголовку не иди, — вмешался Сева. — С гаишников начни, они этими делами должны заниматься. И деньги они хорошо берут…
— Деньги у тебя есть, — кивнул Матвей. — И мы, если что,
— Так это, у меня ж две судимости, — скис Васек.
— Значит, на лапу больше дать придется, всего-то делов… А терпилу не трогай. Не надо… Пока не надо… Ты меня понял, братан?
Васек все понял и с унылым видом вышел за дверь. Следующим на очереди был клоумэн Головастик. С ним не церемонились. Толик с ходу врезал ему кулаком в живот, подождал, пока схлынет боль, и снова сделал прямой массаж печени.
Головастик ползал по полу, хватал его за ноги, умолял простить.
— А прощать тебя не за что, — сказал Матвей. — Ты ментам на больную мозоль наступил, а нам плевать, больно им было или нет… А получаешь за то, что нас подставил…
— Я… Да я… Если б я знал…
Матвей его уже не слушал. Он снова смотрел на свою красотку. Она уже выбилась из сил, но в ее движениях не было фальши.
Глава 4
Дело закрыли за отсутствием состава преступления. Об этом Сене объявил следователь ГИБДД, колобкообразный, краснощекий капитан с беспокойными глазками. Он же выписал ему разрешение на выдачу машины со штрафстоянки. Но за пропуском нужно было идти к начальнику криминальной милиции.
Майора Комова пришлось ждать больше часа. Долго, зато на правах свободного человека. Наконец офицер появился, увидел Сеню, махнул ему рукой, приглашая в кабинет.
— Как настроение? — весело и без подначки спросил он.
— Какое может быть настроение после пяти суток взаперти?
— Думаю, что не очень… Ничего, придешь домой, напаришься, настираешься…
— Хотелось бы.
Сеня сидел в светлой камере, где после недавнего ремонта приятно пахло краской. Единственный сосед не досаждал, клопы не кусали, кормили сносно, унитаз работал исправно, в кране была вода — можно было мыться. И все же это была неволя. Он чувствовал себя грязным, липким, хотелось поскорей оказаться дома, с головой залезть в ванну.
— Ты в курсе, что Василий твой сознался в совершенном преступлении? — с тихим торжеством в голосе спросил Комов.
— Ну конечно… Только не понимаю: почему?
— Не думаю, что его замучила совесть.
— Но ведь он сознался…
— Да. И сейчас находится на воле, — поскучнел майор. — Под подпиской о невыезде…
— Как на воле? — возмутился Сеня. — Он на воле, а я пятеро суток здесь как последний… Между прочим, мне даже обвинение не предъявили.
— Хочешь сказать, что под стражей ты содержался незаконно?
— А
— Тогда слушай сюда, парень. Твой Василий — опасный рецидивист, у него две судимости, разбой, ограбление…
— И что? — испуганно спросил Балабакин.
— А ничего хорошего… Может, мы и держали тебя здесь, чтобы ты с ним на воле не встретился…
— Но ведь он на воле.
— Есть обстоятельства, — слегка замялся майор. — Мы с ними разбираемся…
— Так что мне делать?
— Я говорил с Волынком, сказал ему, чтобы оставил тебя в покое. Он обещал не трогать…
— И вы ему поверили?
— Не очень… Что, страшновато? Вот и нам не хотелось бы, чтоб ты встречался с Волынком. Мой тебе совет, парень, уезжай ты из Битова от греха подальше. В Москву, но так, чтобы никто не знал, где ты там обитаешь…
— Чтобы там обитать, деньги нужны…
— И тем не менее.
— Я понимаю.
— И еще, запиши номер моего мобильника, если вдруг что, звони.
Сеня мог бы и усомниться в том, что Комов искренне желает ему помочь. Но майор дал ему номер своего мобильного телефона, значит, он действительно желал помочь ему.
В дежурной части Балабакин получил обратно часы, деньги, документы, ключи от машины, шнурки к кроссовкам. Вышел из здания ОВД, осмотрелся — не поджидает ли его Вася-Василий. Не было никого, спокойно. Теперь можно было насладиться и запахом свободы.
Сеня подошел к округлой клумбе, остановился. Милиция рядом, цветы никто не обрывает, розы стоят гордо и во весь рост, как на параде. Нос как будто сам по себе ткнулся в пышный бутон. И кто бы мог подумать, что у роз такой пьянящий запах.
Земля тоже пахла, но нюхать ее Сеня не стал. Глянув себе под ноги, он подумал, что, если его убьют, он утратит способность воспринимать запахи. Его мертвое тело положат в гроб, опустят в яму, забросают землей, а он ничего не будет чувствовать… Василий Волынок, дважды судимый рецидивист.
Балабакин выбежал на проезжую часть, лихорадочно вскинул руку. Поймал такси, добрался до штрафстоянки, предъявил разрешение. Пришлось раскошелиться, но это его не рассердило. Деньги — дело наживное, а жизнь, увы, на перемотку не поставишь — если убьют, то навсегда…
След на машине от столкновения с женщиной был незначительным, не разглядеть. Но с машины исчезла антенна, кто-то с мясом вырвал боковое зеркало, какая-то сволочь варварски выдавила и унесла заднее стекло. Удивительно, что магнитофон на месте… Смотритель стоянки не стал бы его даже слушать, сказал бы, что так было, и привет. Да и не хотелось тратить время на разговоры с ним. Балабакину не терпелось поскорее отправиться домой, принять ванну, перекусить, и тогда уже можно ехать в Москву. Продаст свою японскую красавицу, на вырученные деньги снимет квартиру, продаст свой музыкальный хит и снова заживет как человек…