Небесный хор

Белоцветов Николай Николаевич

«Робок дух мой и тяжел. Горы ему недоступны…»

Робок дух мой и тяжел. Горы ему недоступны. Дразнят сияньем своим. Мне б не взобраться на них, Если бы пчелы мои, золотокрылые пчелы, Не возносились наверх, словно кифара, звеня. Светлых божеств письмена я в их полете читаю, Рок свой гадаю по ним, волю богов узнаю. В рощах блуждая глухих, мел золотой вырезаю, Что собирают они в дряхлого дуба дупле. Так и проходит мой день, солнцем любви осиянный, В сонном гудении пчел, в ласковом блеске высот.

«Как ты горек, золотой мой мед!..»

Как

ты горек, золотой мой мед! Не заесть мне горечи до гроба. О, как остро, о как больно жжет Мне мой мед гортань мою и нёбо! Как горька ты, скорбная земля! Ты горишь в груди моей и в чреве. Диким медом голод утоля, Поклонюсь пчелиной королеве. Как горька ты, плоть моя, на вкус! Как горька ты, чаша голубая! Но в свою я горечь облекусь, Воспою я скорби, улыбаясь.

«Вопросы, разговоры, споры…»

Вопросы, разговоры, споры, Табачный, кольцевидный дым, И сквозь него мои просторы С туманом нежно золотым. И я дивлюсь на вешний полог, На молодой цветущий сад, И созерцаю пчел веселых, И отвечаю невпопад. Но вот случается порою, Что я нахмурюсь за столом, Дурную мысль в себе сокрою И затаюсь в молчанье злом, И вдруг, подняв глаза, увижу, Как, угрожающе жужжа, Закружится все ближе, ближе Лугов нагорных госпожа. И тот, к кому всего я боле Взлелеял в сердце нелюбовь, Весь передернется от боли И быстро схватится за бровь. И, нежное утратив жало, Забьется жалобно пчела. Еще немного пожужжала И, отжужжавши, замерла. И, чай поспешно допивая, Я незаметно для других Ее салфеткой прикрываю, И обрывается мой стих.

«B звенящей раковине тела…»

B звенящей раковине тела На незнакомом берегу Я в песне нежной и несмелой Твой вещий шепот берегу. В своих слезах, таких горючих, Твою я возвращаю соль, В своих рыдающих созвучьях Твою я воскрешаю боль. В руках твоих ропщу и плачу, Не в силах скорби побороть. Так тянется мой дух незрячий К твоим пучинам, о, Господь!

«Есть у Тебя столько весен…»

Есть у Тебя столько весен. Дашь ли Ты мне одну? Лик Твой благий так ясен! Тёмно лицо мое… Выпью ли я все небо? Сам ли я в нем утону? О, Всемогущий, слабо Робкое сердце мое! Из Твоего океана Только одну волну Выплесни, пеной соленой Вымой чело мое!..

«Глаза еще закрыты…»

Глаза еще закрыты, И сон не отлетел, И дух полузабытый, Как древо, шелестел. Был

внятен гром полета И скрип эдемских врат, И все шептал мне кто-то Про боль моих утрат. О, звук невыразимый, Призывный, вещий звук! О, если бы могли мы Откликнуться, мой друг, О, если бы из рая, Под скрип эдемских врат Печально догорая, Коснулся нас закат!

«О, мир, о, тайнопись святая…»

О, мир, о, тайнопись святая, Творцом дарованная нам, Чтобы давали мы, пылая. Как свечи, контур письменам. Так пусть же разгорится пламя, И станут явственны слова, И письмена проступят сами На манускрипте Божества.

Друзьям

О, друзья, вы опять со мною! В серебро небеса одеты. Весь обласкан я тьмой ночною. Скорбь истаяла без следа. После злого дневного света Вновь тебя я на небе встречу, Вновь проснусь я, тобой согретый, Вековечной любви звезда! Я от страсти земной излечен О, друзья, вы опять со мною! Вы как звезды, вселенной свечи, В час полночный со мной всегда.

«Любовь и осиянность свыше…»

Любовь и осиянность свыше, И с небом золотая связь, И все мы любим, все мы дышим, Святому голубю дивясь! Луч солнца, долу отклоненный Привольно реющим крылом, Лик человека, осененный Сей благодатью и теплом. О, как усладна синева За белизной разверстых крылий, Что в горнем лете воспарили, Едва приметные, едва Приметные, едва, едва…

Осенние строфы

Нет, не до тленного мне лета, Не до скорбей моей весны, Когда деревья, как скелеты, Как мысли классиков, ясны! Пускай зима ведет к Голгофе, А летом торжествует плоть, В бесстрастных схемах философий Глаголет осенью Господь. И, слушая Его, давно ли, Давно ли в поле я сижу, На золотое богомолье Давно ль в безволье я гляжу! Но терпким напоен экстазом, В голубоглазой полумгле Встречает вдруг затихший разум Христа, склоненного к земле.

«Все мимолетно! Ястребом во тьму…»

Все мимолетно! Ястребом во тьму Вперился острый окрик паровоза. Я от стекла щеки не отниму. В ночи я скрою горестные слезы. О, ночь моя, о, тьма, немая пасть, Вглотни меня в нутро свое китово, Дай в пустырях раскатистых пропасть — Помянет кто Иону несвятого! Но уж грохочет. За верстой верста. Роятся искры. Мимо, мимо, мимо… Все мимолетно! Только пустота Прочна, как ночь, как смерть, неистребима.