Мне ль от предчувствий грозных скрыться!Так жуток запах камфары,Твой острый профиль, взгляд сестры,Притихший врач, лекарства, шприцы!..И стал внезапно я тобой,Я стал бичом твоих конвульсий,В твоем затрепетал я пульсе,Слепой, как сердца перебой.И вот прошло. Прозрел я снова.Но не проходит мой испуг,И в строфах раздается вдругСтук сердца твоего больного.
«О, что за день!.. На ободки, на блики…»
О, что за день!..
На ободки, на бликиВ зрачках твоих встревоженно гляжуНо уж себя я в них не нахожу.В них только мрак, безмолвный и безликий.И в бездну тьмы, в зиянье пустоты,Взрыдав, кричу. Ни отзвука, ни слова!Но на мои настойчивые зовыВдруг смерть встает, и исчезаешь ты.И, тяжкий крик в устах своих сжимая,Похолодев, я тайну познаю,Но эту тайну скорбную твоюДа сохранит душа моя немая.Терзаясь в днях и сетуя в ночах,Пребуду я на медленной Голгофе.Но не скажу я, почему твой профильТак обострен, так скорбно величав.И в пустоту зрачков твоих не будуКричать и звать я больше никогдаЗатем, что в них погибель и беда,Затем, что я не верю больше чудуСмотрю в тебя, и снова злая тень,И стражду я от тяжкого молчанья,И вижу крест над узкими плечами.И мы молчим. И так проходит день.
«Там тоже суша, реки, тучи…»
Там тоже суша, реки, тучи,Туман и ветр, тепло и свет,И на любое из созвучийЗемных найдется там ответ.Но как бы на октаву вышеТам всех свершений звукоряд,И люди иначе там дышат,И звезды иначе горят.Басовых нот земных сраженийТам нет, и духи не поймутТого томленья и броженья,Которым прокляты мы тут.
«О, как зловещ и грозен он…»
О, как зловещ и грозен он,Грядущий день, как напоенПредчувствием Суда и казней!Как с каждым часом неотвязней,Неотразимей зов трубы!Земные души, как гробы,Разверзлись. Трубный клич мотора.О, черный день, о, день, которыйНачертан кровью на столбцахНебесной Книги! В тлен и прахВсе превратилось от напораПодземных, неуемных вод.Заколыхался небосвод.Завыли, заметались бесы.Небес прозрачные завесыПробиты молнии клинком.Ревет быком сраженным гром.Кровь Божества из-под хитонаСочится. Раздаются стоны.Струится лавы знойный гной.Проходит вихорь ледянойМятежной зыбью по вершинамОторопевших рощ. По спинамХолодный льется пот. И адИз шахт на волю выбегает,И рев милльонов содрогаетСлепую землю… Смерть у врат.
Красный флаг
Красный флаг на улице, красный флаг!И за флагом идут, идут,Вожделея отмщенья, расправ и благИ взывая: — На суд, на суд!Красный флаг на улице, красный флаг!И за флагом дремучий люд!Развевается, вьется зловещий знак,Знак свержений, восстаний, смут!Красный флаг, красный флаг вопиет, кричитВот уж столько взметенных лет:— Стоп! Крушенье! Проезд закрыть!Человеку дорог и нет! —
«И победил он легион лукавый…»
И победил он легион лукавый,И распластав прозрачные крыла,Он поднял Граль в деснице величавой,И
от него бежала злая мгла.И с высоты, сияя вечной славой,Наперекор коварным чарам злаНизвергся свет на град золотоглавый,Церковные расплавив купола.И стал собором кубок чудотворный,И превратился купол в новый Граль,И я увидел, вглядываясь в даль,Где воссиял так ярко свет соборный,Как по стране немой и беспризорнойПроходит под забралом Парсифаль.
«Смотрю на звезд немые письмена…»
Смотрю на звезд немые письмена.Они горят, как свечи в тайном храме,Как летопись, творимая мирами,Но скорбь земли безмолвна и темна.Невыразимостью земля полна.Мы лишь себя назвать способны сами.Не произнесть греховными устамиЗемных вещей святые письмена.Но в этот час светлей и выразимейПредстал мне мир, и, вздрогнув, я постиг,Что в это жизни каждый краткий мигОбожествлю я песнями своими,Что каждый миг свое шепнет мне имя,И что бессмертен скромный мой дневник.
«Кадила дым и саван гробовой…»
Кадила дым и саван гробовой,Наброшенный на труп окоченелыйЗемли-Праматери моей и вздохиМетели-плакальщицы над усопшей,И каждый вечер со свечой своей,Уж оплывающей и чуть дрожащей,Читает месяц, как дьячок смиренный,Над отошедшей Матерью молитвыОбряда погребального никакНе заглушить рыданием надгробнымО, если б мог я полог приподнятьИ ухом к сердцу Матери прижаться,То я бы понял, с ней соединившись,Что для нее я — только краткий сон,Воспоминанье образов минувших.Читая звезд немые письмена,Припомнила меня, и я родилсяВ ее душе, и так как по складамОна меня читает, развернулсяВо времени судеб небесный свиток,И вот живу, пока судьбу моюОна в слова бессвязные слагает.А прочитает их, и я умру,И в тот же миг бесплотным стану духомВ эфире горнем, в тверди безграничной.Такие думы посещают ум,Когда блуждаю, маленький и слабый,В дни Рождества по неподвижным дланямПраматери усопшей и смотрю,Как тощий месяц бодрствует над телом,Качая оплывающей свечой.
«В твоем краю голодных много мест…»
В твоем краю голодных много местИ много рук протянуто за хлебом,Но убаюкан бездыханным небомМонахинь-мельниц сухорукий крест.Такой же крест в душе твоей просторной.Небесный ветр ворочает его,Весь день поет, размалывая зерна.Но им не надо хлеба твоего.
«Говорят, что странники в пустыне…»
Говорят, что странники в пустынеЗрят миражи. Разве зданья этиНе мираж, возникший в тверди синейНа глазах усталого столетья?Эти кубы, улицы, трамваи,Небоскребы, фабрики и аркиНад мостами — разве не вскрываютБред земли — горячечный и яркий?Как мираж у старого кургана,Вырастают зыбкие строенья.Это ты, волшебница Моргана,Ворожишь, играя светотенью.Так давно мне город этот снится.И не знаю, скоро ли воспрянуВ голубой пустыне, где денницаЧуть горит полоской нежно рдяной.