Небесный летающий Китай (сборник)
Шрифт:
Кобных усмехнулся в усы.
– Пиджак надел, – посмеивался мужичок. – Бензин-то наш! Весь район на тебя, кулака, пашет!
– Кто ж тебя заставляет? – изумился Егор Пахомович и заступил ему путь. – Я заливное отверстие после таких не только ершиком, а толченым кирпичом чищу!
Сосед потрепал его по плечу.
– Это я мелко злобничаю, Пахомыч, от зависти. Тебя показали, а людей не пригласили. Мы бы тебе на всю страну поклонились в ножки. Нам удовольствие, и нас же ты возишь. В сельмаг, на больничку… да что говорить! – Сосед расчувствовался
Старик тоже растрогался.
– Скоро все машины такие будут, – сообщил он уверенно. – Серьезные люди интересуются. И станет у нас чистая природа, вся эта красота. – Егор Пахомович махнул скрипнувшей рукой на рыжие и рябые окрестности.
Мужичонка поддернул задубевшие портки.
– Дай кобылку-то заправить, Пахомыч.
– А ты сумеешь нынче? Трубы, вижу, горят у тебя. И от рожи прикуривать можно.
– Пахомыч! – обиделся тот. – На вчерашние дрожжи только слаще!
– Так ступай, в сараюшке стоит. Мне как раз в магазин ехать. Крупа уже вышла вся, сахар… Мирамистин на полке справа возьми, не жалей вещества.
Сосед восторженно курлыкнул и даже чуть подскочил. Он бодро заковылял в сарайчик. Кобных присел на крыльцо, вытряхнул папиросу, сосредоточенно запалил в горстях, пыхнул дымом и глянул на солнышко. Вскоре до его слуха донеслось вдумчивое уханье. Кобных разогнал дым, шмыгнул малиновым носом и усмехнулся на естественные брачные звуки, набиравшие ритм. Вскорости они затихли. На пороге показался мужичонка, пытавшийся прыгавшими, узловатыми пальцами протолкнуть пуговицу в бетонной прочности петлю.
– Что-то быстро, – нахмурился Кобных. – И не орал. Точно заправил?
– Не сомневайся, Пахомыч, – пробормотал сосед. – Помчишься стрелой! Давай пять, пойду поправлю здоровье дальше…
Он юркнул за калитку, а Егор Пахомович бережно загасил папиросу и спрятал окурок под картуз. Распрямившись со стариковским поясничным кряком, Кобных пошел в импровизированный гараж. Литая красавица посверкивала в сумраке. Егор Пахомович огладил холодное туловище торпеды, заглянул в семяприемник. Заправщики, даже самые беспутные, исправно соблюдали аккуратность и не плевали в колодец, как Бог пошлет. Кобных, однако, все равно протер входное отверстие тряпкой. Потом пошуршал в глубине сарая, забросил в салон какие-то железки. Проверил, на месте ли кошелек. Сел за руль, включил зажигание. Автомобиль взревел, и Егор Пахомович стал выезжать со всей осторожностью. Внедорожник подрагивал от нетерпения. Кобных любовно похлопал по рулевому колесу.
– Сейчас погуляешь, милая, – пробормотал он буднично.
Минутой позже машина пулей помчалась по проселочной дороге. Урчащий болид вылетел на штопаное шоссе и лихо выполнил поворот. Егор Пахомович внутри был подобен летчику-испытателю. Тонированные стекла скрывали его от мира. До районного центра при таком раскладе было рукой подать, и Кобных рассчитывал управиться за полчаса. Готовый беспрепятственно одолеть сорок два километра, он
Через пару минут автомобиль замер. Егор Пахомович всплеснул руками и выбрался наружу, огорченный и раздосадованный на соседа.
«То-то он не кричал! Вот все у нас так, шапками закидаем!»
Ругая себя за то, что не проверил уровень дармового топлива, Кобных сунулся выяснить, как там дела. Его опасения подтвердились. Соседские трубы, должно быть, перегорели совсем, и заправщику не помог даже мягкий автоматический захват с переменной тягой. Кобных покачал головой.
– Хвастовство оно наше безудержное!
Он беспомощно огляделся: никого. Вздыхая и обоснованно предчувствуя неудачу, Егор Пахомович пристроился к багажнику, и принимающий механизм послушно заворковал, пытаясь добиться от него невозможного. Очень скоро конструктор бросил свое безнадежное дело.
– Вот незадача!
– Что, папаша, кончился твой бензин?
Кобных сдвинул пепельные брови и глянул на трассу. Теперь там были люди, пятеро девок в ватниках поверх откровенных вырезов и разрезов. Они появились будто бы ниоткуда – похоже, что хоронились в засаде – и шагали решительно, вооруженные битами и молотками. Одна тащила бензопилу, другая – канистру. Егор Пахомович знал всех, это были плечевые, местные проститутки.
– Попался, гад! – воскликнула рослая Зойка.
Нинка похабно улеглась на капот и расставила ноги, обутые в резиновые сапоги.
– Мы тебя заждались, папаша, – процедила Наталка.
– Стойте, девчата! – миролюбиво воззвал Кобных. – Что это вы задумали?
– Вся округа твою колымагу пялит, нам жрать нечего!
Зойка размахнулась и врезала битой по хромированному бамперу. Светка опустила молоток на зеркальный капот.
– Девчата, остыньте, добром прошу, – завыл Егор Пахомович, но пятая, Томка, столкнула его в кювет со словами: «Уйди от греха».
– Нами брезгуют, – приговаривала Наталка, проворно поливая болид из канистры. – Повадились вставлять в твой катафалк!
– О крыльях размечтался, – вторила Зойка. – Ты у нас полетаешь!
Рыкнула, вгрызлась бензопила. Томка навалилась на Егора Пахомовича, сбила его с ног, вмяла в грязь.
– Лежи и не сокращайся, старая сволочь.
Остальные луддитки крушили все, что могли, пока не выдохлись. Разгоряченные и счастливые они отступили. Светка чиркнула зажигалкой, подожгла пук сухой травы.
– Одумайтесь! – кричал Кобных. – Блядство, какое у нас вековечное блядство!
– Вот тебе крылья!
Факел впечатался в лобовое стекло, и в следующую секунду автомобиль охватило пламя. Плечевые попятились, вытирая с лиц сажу. Егор Пахомович, освобожденный теперь, метался вокруг безутешным вороном. Девчонки, радостно смеясь, пошли от него прочь.
– Всероссийское горе! – восклицал Кобных, оглашая стонами сирые поля. – Дураки и дороги, вечная наша беда!