Небесный скиталец
Шрифт:
Мы сели рядом и некоторое время не говорили ничего, просто вытирали воду с лица, поправляли мокрую одежду и с благоговейным ужасом смотрели на неистовство бури.
— Корабль пострадает. — Я едва расслышал собственный голос за ветром и дождем.
— С ним все будет в порядке.
Я покачал головой. Я-то знал, что не будет. Если они смогли вовремя развернуть «Аврору» носом к ветру, ущерб будет небольшим; если ветер ударил в борт, она станет гигантским парусом и сорвется со швартовов. А если она получит пробоины, мы потеряем и те малые остатки гидрия, что еще имели. А без
У ветра был голос. Он выл, изрыгал проклятия, а когда затихал на мгновение, я молился, надеясь, что это конец, что он растратил свою силу. Но тут дождь обрушивался с новой яростью, и ветер принимался вопить опять, словно сами небеса наставили на остров все свои рупоры.
Я ощупал карман, ища компас. Я гордился тем, что нечасто нуждался в его подсказках. После стольких часов в воздухе я всегда знал, в какую сторону мы движемся. Порой, чувствуя, что корабль ночью изменил курс, я проверял себя, угадывая новое направление, а потом проверял себя по компасу. Чаще всего я оказывался до противного прав. Но сейчас он был мне нужен. Прежде чем мы спрятались здесь, ветер так закружил нас, что я совершенно потерял ориентировку.
Теперь я смотрел на него, на иглу, дрожавшую от грохота небес. Мой внутренний компас заработал снова, и я знал теперь дорогу назад, к лагуне и кораблю. Кейт разглядывала компас. Я протянул его ей, и она положила его на ладонь.
— Он всегда показывает на север, да?
Ей пришлось говорить мне прямо в самое ухо, чтобы я услышал.
— Да.
— А где наше дерево?
— На юго-юго-западе.
— А обрыв, — спросила она, — где мы в последний раз видели то существо?
— Думаю, что почти точно на юго-западе отсюда.
Я удивился: уж не пытается ли она меня подбодрить, напоследок вдруг проявляя интерес к нашим координатам? Мы сидели бок о бок, касаясь друг друга плечами. Даже в разгар бури воздух оставался теплым и ароматным. Я подумал, что часть этого аромата исходит от волос и одежды Кейт. Еще здесь сильно пахло манго, и мне ужасно захотелось его сладкого плода. Вокруг было полно деревьев, а после долгих утренних трудов я хотел пить и есть.
Я оглядывался, безнадежно мечтая вылезти отсюда. Здесь, в этой пещере, рядом с Кейт, в этом душном лесу меня мучила клаустрофобия. Мне хотелось, чтобы вокруг было побольше воздуха. Хотелось опять оказаться на берегу, рядом с кораблем, узнать, как он там. Я закрыл лицо руками. Мне было плохо.
— Все будет в порядке, — услышал я голос Кейт.
Я не ответил. Она ничего не знает.
— Вот увидите, все кончится хорошо.
— Нет, — простонал я. — Нет. — Было еще хуже, чем в мамином доме в Лайонсгейт-Сити, где бессонными ночами стены спальни нависали надо мной, грозя раздавить.
— Скажите мне, почему вы так боитесь? — спросила Кейт после долгого молчания.
— Мне нужен мой корабль, — ответил я. — Если он потерпит крушение, ничего хорошего больше уже не будет. Я не могу оставаться в неподвижности. Я должен летать. — Я мямлил, как ребенок, борясь со слезами, но ничего не мог с собой поделать. Я подтянул колени к груди и покрепче обхватил их руками, зная,
— Почему вам так нужно летать все время? — спросила она.
— Если я не буду летать, оно настигнет меня. — Эти слова просто вырвались из меня.
— Что — оно?
Тяжело дыша, я отнял ладони от лица и уставился в бушующий шторм.
— Несчастье.
Кейт ждала, глядя на меня.
— Когда папа умер, я боялся, что больше никогда не смогу снова быть счастливым. Но я смог. Когда я начал работать на «Авроре», я полюбил ее. Это мир, для которого я рожден. Все эти папины рассказы. Здесь, в полете, я вижу его во сне, а на земле — никогда. Это будто мой летающий дом. Но на земле все снова наваливается на меня. Поэтому я должен летать, понятно?
— Все должны иногда возвращаться на землю, — сказала Кейт.
— Они — нет.
— Существа?
Я кивнул.
— Но мы другие, — заметила она немножко печально. — Вы не можете летать вечно. Вы правда думаете, что сможете убежать от своей тревоги?
— Может, потом она пройдет.
— Что ж, наверное, вы правы, — сказала она. — Мне тоже не хватает дедушки. Дома я была всего счастливее, когда думала о нем, о его путешествиях, о том, что он видел. И мечтала о собственных приключениях.
— Видите, вы тоже любите быть в движении. На земле ночью я не могу спать, — начал я. — Я…
Я оборвал сам себя. Я и так уже сказал слишком много. Весь этот лепет и паника выглядят недостойно. Не по-мужски. Спасибо хоть не орал.
— С нами все будет в порядке, — сказала она. — Я просто не могу поверить, что может случиться плохое, если вы рядом.
— Но я не должен быть рядом. Корабль — вот где я сейчас должен быть. А не шляться по лесу, разыгрывая из себя ученого и заворачивая кости в ваши панталоны! В жизни не видел столько нижнего белья!
— Кое-что из этого принадлежит мисс Симпкинс, должна вам заметить! — гневно парировала она.
Мы изумленно взглянули друг на друга и расхохотались.
— Так вы прихватили и ее белье тоже?
— Мне же нужны были тряпки, — хихикнула Кейт. — Что еще мне оставалось делать?
— Прислушайтесь, — бросил я. — Стало заметно тише.
Я выглянул наружу и смог видеть гораздо дальше, чем прежде. Ветер стонал на одной ноте, и деревья, похоже, не так содрогались. Мы промокли до нитки и были измочалены ветром, и шторм в любой момент мог налететь опять, и даже с большей силой, но я подумал, что все равно нам надо бежать. Мы все равно уже мокрые насквозь.
Позади послышалось шипение.
Что-то новое? Или я просто в первый раз расслышал его, когда шторм немножко стих? Я резко обернулся и уставился во мрак.
С-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с.
Там, сзади, кто-то есть.
— Наружу! — заорал я. Я сгреб саквояж и камеру, и мы вылетели из пещеры. Капли дождя были размером с градины, но, по крайней мере, нас не сдувало с ног. Когда мы отбежали от пещеры на приличное расстояние, я обернулся посмотреть. Ничего опасного не было видно.
— По звуку похоже было на змею, — сказала Кейт.