Небесный суд
Шрифт:
— Вам нас не победить! — воскликнул капитан Флейр. — Как, впрочем, и им тоже! Мы сражались за нашу свободу и теперь будем бороться за то, чтобы ее сохранить. И не важно, с кем нам для этого придется воевать!
— Что ж, капитан, можете оставаться при своем заблуждении, коль вам это нравится. Я заглядывал в души тем, кого вы называете компатриотами, и скажу вам — они давно протухли, прогнили до самой сердцевины.
— Эх, какие способности, и все они пойдут прахом, — вздохнул капитан. — Зря тебя так долго продержали в Хандред-Локс. Лучше бы ты был с нами с самого начала. И вот теперь ты только усугубишь
— Если цена моей свободы — рабство всех граждан Шакалии, ты можешь оставить на мне ошейник, — ответил ему Оливер.
Молодой человек, до этого молча стоявший рядом с капитаном, в упор посмотрел на коммодора Блэка.
— Ты почему, старик, так смотришь на меня, словно никогда не видал людей?
— Потому, мой мальчик, что мы с тобой родня. Давным-давно, когда Изамбард Киркхилл сбросил с трона законного короля, одна из моих прапрапрабабок была замужем за братом короля. В ином мире ты бы считался моим племянником, а я бы звался герцогом Фернетианским.
— Но почему в ином мире? Это и так тот мир, в котором я живу, — ответил принц Алфей. — Вскоре я получу корону, зато лишусь рук.
— Страшную цену ты платишь Палате Стражей за свой нищенский трон, — произнес коммодор. — Мой милый мальчик, во имя Великого Круга, скажи мне честно, что ты делаешь в обществе этих чудовищ?
— Ты думаешь, только мои тюремщики из рядов Особой Гвардии жаждут свободы? — ответил принц Алфей. — Я тоже. И я ее непременно получу. Сейчас, пока мы тут разговариваем с вами, самые важные персоны Шакалии съехались в Миддлстил в ожидании того момента, когда хирург поднимет над Парламентской площадью мои окровавленные руки и взмахнет ими словно знаменем. А вот мои новые компатриоты приготовились устроить для толпы зрелище совершенного иного толка.
— Мой мальчик, это все наши люди. Если нам с кем и нужно бороться, так с парламентом. Одному Великому Кругу известно, как я настрадался по его прихоти. На мою поимку были брошены боевые корабли и аэростаты. У меня на глазах погибали мои храбрые товарищи, члены твоей семьи — и все по вине парламентариев, предателей и изменников. Наше с тобой дело — править, но не народом, а во благо народа. В противном случае нам ничто не мешает прибрать к рукам все пустующие поместья и построить на них фабрики, где дети будут гнуть на нас спину, получая за это по пенсу в день. Заодно мы могли бы выставлять свои кандидатуры на выборах в качестве Стражей.
— Как жаль, герцог Фернетианский, что вы никогда не встречались с моим отцом, — вздохнул принц. — Думаю, вы с ним быстро нашли бы общий язык. Но ваше дело проиграно. Толпа — это бездушный зверь, готовый закидать вас бутылками с джином всякий раз, когда игра в четыре шеста отменяется из-за дождя. Они хватают гвардейцев, таких как капитан Флейр, — с этими словами принц дотронулся до руки капитана, — этот прекраснейший человек, и надевают на него петлю, которая,
Принц и капитан Особой Гвардии ушли, оставив пленников дожидаться своей судьбы. Их удаляющиеся шаги какое-то время эхом отлетали от стен каменного коридора. Коммодор Блэк сел на грязный пол и разрыдался.
— Так вот, значит, во имя чего я сражался! Глупый мальчишка, взращенный в мраморной клетке, мальчишка, позабывший о своем долге! Нас же превратят в металлических рабов или отправят на пытки, после которых смерть покажется благословенным избавлением от страданий!
— Не переживай, — успокоил Оливер. — Так долго мы с тобой все равно не протянем. Им кажется, будто они скачут верхом на тигре, хотя на самом деле это тигр скачет верхом на них самих.
— А ты, я смотрю, шутник! — заметила Молли, закрывая панель на животе паровика. — Ах ты мой старый паровой двигатель! Ты работаешь на последнем издыхании, насколько позволяет твоя сломанная труба. Тебе больше не по силам разносить вдребезги крепости или поднимать в небо аэростаты, и все равно мне бы не хотелось попасть под твой паровой молот!
— Не иначе как в тебе обитают Лоа, юная мягкотелая, — произнес паровик, медленно поднимая на четырех армированных ногах свое похожее на кентавра тело. — Ты умеешь исцелять нашего брата-паровика, слово прошла обучение в зале архитекторов.
— Молли, — подал голос лежавший на грязном полу Никльби. — Коммодор, во имя Великого Круга, пусть кто-нибудь из вас достанет у меня из кармана трубку.
Оливер был к нему ближе других. Он потянулся за старой деревянной трубкой, вытащил и набил ее мамблом. Другие тем временем осмотрели левую руку журналиста, замотанную в импровизированный бинт, — лоскут зеленой ткани, которую оторвали от его куртки.
— Теперь у тебя есть твоя история, — произнес коммодор Блэк. — Разгадана загадка убийств в Питт-Хилл. Одна беда, эти дьяволы не выпустят тебя отсюда на Док-стрит, чтобы ты мог поведать ее всему миру.
Журналист поднял вверх культю.
— Я всегда плохо пользовался правой рукой.
Увидев то, во что по воле Тцлайлока превратилась рука ее друга, Молли поморщилась.
Никльби посмотрел на Оливера и паровика.
— Я подумал было, что вы мне привиделись во сне. Мне казалось, будто я снова проснулся в Ток-Хаусе.
Оливер крутанул колесико на боку трубки, и та разгорелась.
— Знаете, с тех самых пор, как я покинул Хандред-Локс, я каждый день просыпаюсь точно с таким же чувством.
Вскоре из трубки начал кольцами подниматься дымок, и Никльби с облечением откинулся на пол.
— Если ты и впрямь сын тумана, парнишка с севера, то почему бы тебе не обратить свои силы против вот этих прутьев? — обратилась к Оливеру Молли. — Что тебе стоит расплавить их или сделать с ними что-то подобное?
Оливер одарил ее сердитым взглядом.
— Я щит, а не меч. Это твоя работа. Тем более что за дверью нас караулит Особая Гвардия. А еще древние создания — только не говори, что ты тоже их чувствуешь, все равно не поверю.