Небесный суд
Шрифт:
— Вэлвин, твое место в сумасшедшем доме! — не выдержал Никльби. — Неужели ты думаешь, что воздушный флот будет смотреть сквозь пальцы на то, как Содружество Общей Доли сметет проклятую стену и, выстроившись в колонны, ринется через границу? Знаешь, чего ты этим добьешься? Того, что на головы этим несчастным вновь обрушится Редокс. Горы трупов твоих соотечественников — вот цена, которую ты заплатишь за свою безумную войну.
— Ты гладко пишешь, — отозвался Тцлайлок. — По крайней мере мне всегда так казалось. Как я полагаю, ты всегда пользуешься левой рукой.
Стражники схватили
— Тем не менее я нахожу твои статьи слишком витиеватыми. Позволь мне показать тебе, что я намерен сделать с Королевским воздушным флотом Шакалии, которым вы так гордитесь.
С этими словами он взял у одного из стражников саблю и рубанул ею по левой руке Никльби. Отрубленная кисть упала к ногам маршала.
— Трудно сосредоточиться, не правда ли, — ухмыльнулся Тцлайлок, когда журналист, вскрикнув от боли, ухватился второй рукой за окровавленную культю. — Безусловно, для того, чтобы ты все основательно для себя уяснил, мне следовало бы отсечь тебе голову, но тогда от тебя практические ничего не останется. А как, скажи на милость, ты в таком случае пройдешь уравнивание?
Тцлайлок указал на огнедышащую яму за их спинами. Стражники тотчас подтащили к ней стонущего Никльби и сунули брызжущие кровью остатки руки в горячие угли. К тому времени как кровотечение остановилось, журналист уже был без сознания.
Молли осыпала вождя мятежников проклятиями. Тцлайлок в ответ на ее гневные слова лишь провел пальцем по ее щеке.
— Не переживай, Молли Темплар. Скоро у него будут руки из нового материала.
— Неужели таким чудовищам неведомо человеческое сострадание?! — взревел коммодор Блэк.
— Мое сострадание распространяется лишь на тех, кто страдает под гнетом тирании на поверхности земли, — парировал Тцлайлок. — Жалости к военным преступникам и пропагандистам старого режима я не испытываю. Я вижу, что вы шокированы, коммодор. Мне все известно о вас и о ваших прихлебателях — в машинных залах Гринхолла трудится немало моих единомышленников, моих духовных братьев и сестер. И вообще, я бы советовал тебе вспомнить свои собственные темные делишки, когда ты промышлял как научный пират Самсон Дарк!
Молли перевела растерянный взгляд на коммодора.
— У тебя не все в порядке с головой, — произнес тот. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь!
— Согласен, новый код крови, капитан Дарк, и новое лицо, которым снабдил тебя твой шарлатан-уорлдсингер, на какое-то время сбили с толку наших компатриотов в Гринхолле. Но Гринхолл — не единственное место, где занимаются проверкой происхождения старинных семейств.
Тцлайлок поманил пальцем, и вперед шагнул человек, по виду — истинный шакалийский эсквайр; его жилет буквально лопался по швам, обтягивая мощные грудные мускулы.
— Надеюсь, вы знакомы с вашим компатриотом из Небесного Суда.
Капитан Блэк в ярости набросился на человека в жилете, однако тот мгновенно превратился в размытое пятно и ловко подставил ему подножку. Подводник споткнулся, но стражи успели подхватить его и удержать на месте.
— Вилдрейк! — взревел коммодор, вырываясь из цепких рук конвоиров. — Вели им отпустить меня, и тогда мы с тобой померяемся силами один
— Ты потерял форму, капитан, твои мышцы слишком одрябли, — ответил Джейми Вилдрейк. — Ты только взгляни на свою грудную мускулатуру — да это же позор для любого бойца. Правда, тебя можно поздравить хотя бы с тем, что столько времени у тебя ушло на то, чтобы довести себя до столь плачевного состояния. Четырнадцать лет Небесный Суд пребывал в уверенности, что ты погиб на острове.
— Коммодор, — подала голос Молли, — объясните, о чем, во имя Великого Круга, идет речь?
— Ах, значит, теперь он у нас коммодор, — язвительно произнес Ловец волков. — Какой, однако, жалкий титул для герцога Фернитианского. Вы якшались с последним представителем шакалийской аристократии, моя милая уличная барышня. С тех самых пор, как закончилась гражданская война, пираты-роялисты были последней занозой в нашем боку. Но пока не появился Дарк, они действовали разрозненно на своих украденных кораблях, плодясь как морские змеи. Самсон Дарк объединил их, заставил семьи эмигрантов забыть старые распри, сделал из них реальную силу, угрожавшую морским торговым путям.
— Ты смог потопить нас лишь благодаря предательству! — воскликнул коммодор. — Во всей Шакалии не было ни одного шкипера, способного оказать нам достойное сопротивление.
— Невозможно предать дело, в которое не веришь сам, — возразил ему Вилдрейк. — В чем вскоре убедятся и наши повелители в самой Шакалии.
— Так вы истребитель? — изумилась Молли. — И вы заодно с этими отступниками?
— Он самый худший из истребителей, — ответил коммодор Блэк. — Их там в небе целое гнездо. Они наблюдают за нами, словно мы не люди, а жалкие букашки. И когда кто-то из нас случайно бежит не туда, куда им нужно, они безжалостно давят нас как тараканов.
— В таком случае, Дарк, мне полагаются аплодисменты за то, чего я вот-вот достигну, — произнес Ловец волков. — То, чего за пятьсот лет ты и твои аристократы в изгнании не смогли достичь, несмотря на все ваши вылазки, грабежи, поджоги судов мирных торговцев. Больше никакого парламента — от продажного наследия Киркхилла мы не оставили камня на камне.
— Во всей Шакалии не сыщешь компатриота лучше, чем этот, — произнес маршал Ариндзе, погладив Ловца волков по спине, словно тот был его сыном. — Истинный сын революции, прекраснейший пример того, как наш брат способен открыть глаза навстречу правде, отречься от тяжкого наследия своего происхождения. Вы только взгляните на крепость его мускулов! Он — разящий меч истины, безжалостный разящий клинок, чье острие мы обязаны вогнать прямо в сердце врагу трудового народа!
— Будь ты проклят, изменник и предатель! — взорвалась Молли. — Твоя шея словно специально создана для того, чтобы болтаться в петле рядом с Боунгейтом.
Маршал Ариндзе с размаху ударил Молли по лицу. Девушка не удержалась на ногах и упала.
— Жаль, что не могу найти тебе место в одном из наших лагерей, красотка. Вот бы где тебе открыли глаза на суть карлизма — тебе, особе низкого происхождения, которая по идее должна была давно влиться в наши ряды, стать бойцом за правое дело. Ты же выбрала себе иной путь.