Неблагая
Шрифт:
Я сажусь в водительское кресло, откидываюсь, покачиваюсь. Стрелка компаса на ладони колеблется, потом возвращается в прежнее положение.
Система управления Судьбой больше похожа на корабельную: вращающееся кожаное кресло прикручено к полу перед штурвалом, скорость и направление движения регулируются рычагами и переключателями на передней панели, а сбоку от кресла встроен небольшой столик. Для чего он нужен, мы пока не поняли, потому ставим на него еду.
Управлять Судьбой, мягко говоря, задача непростая, и нам пришлось основательно попотеть, когда мы впервые ее завели.
Теперь я вожу как дышу. Уверенно ставлю ноги на пол. Золотистые бархатные шторы на переднем окне — один из немногих элементов декора, которые мы не стали менять. Я трогаю тяжелую богатую ткань с удовольствием почти таким же сильным, каким было отвращение к человеку, который их здесь повесил.
Молния. Еще один раскат грома.
Приходится немного поманеврировать, но я все же вывожу нас с берега на главную дорогу, объезжая уродливые руины крепости, на месте которой теперь стоит мост. Увидел одни руины — считай, увидел их все, хотя те катастрофы, которые когда-то разрывали мир на части, несколько различались. Здесь, похоже, постаралось наводнение: быстрый поток попросту сломал стены и снес город подчистую.
Надеюсь, нас не ждет ничего страшнее этого предосеннего ливня, который уже превратил дорогу в непролазную грязь. Еще темно, только дождевые капли сверкают на лобовом стекле.
Мы уже в пути. Назад дороги нет.
Вспоминается леденящий душу голос в подсознании: нужен был подменыш, не так ли?
Я уже бывала нужна. О подменышах много чего говорят — и что мы недолюди, и что у нас магических способностей сверх меры, и что мы не чувствуем ни радости, ни горя, ни боли. Люди пытаются подогнать нас под желаемый образ, а иногда впадают в отчаяние от самого факта нашего существования. Но еще говорят, что мы можем исполнить желание, вернуть младенца-подменыша обратно в мир фейри, решить любое алхимическое уравнение или выполнить любую другую абсурдную просьбу, на которые мне много лет приходилось отвечать отказом.
Быть нежеланным — неудобство. Быть нужным — проклятие.
Сестра просыпается через несколько часов после восхода солнца. Вагончик залит серо-розовым светом, а по крыше все еще негромко барабанит дождь. Из кастрюльки на плите доносится аромат свежего кофе, а я сижу с чашкой в водительском кресле, подобрав под себя ноги.
Исольда вопит и дрыгается. Я оглядываюсь. Она мечется и чуть не падает с койки.
— Доброе утро! — радостно здороваюсь я.
Ее волосы торчат во все стороны, на лице смятение.
— Сили! Что… где…? — Она растерянно озирается по сторонам. — Мы едем!
— Нужно было выехать как можно раньше.
Я смотрю на свою ладонь, которую изучала на самых скучных участках пути, и понимаю, что выгляжу несколько безумно.
Исольда моргает.
— Надо было меня разбудить! Ты давно проснулась? Где мы сейчас?
— Тебе нужно было отдохнуть. — Те, кто считает меня чудовищем, просто не видели мою сестру уставшей. — Мы едем с тех пор, как я встала. То есть сейчас
Исольда стонет, прячет лицо в ладонях.
— Ты вообще спишь хоть иногда?
Вместо ответа я мычу что-то невнятное.
— Надо было меня разбудить, — повторяет она и потягивается, касаясь мысками гладкого пола.
— Пока все идет хорошо. — Откидываю с лица длинную прядь. Я заплела волосы еще на рассвете, и теперь они уже выбиваются из косы. — Мне вроде как не впервой срываться с места в ночи. Опыт есть.
Исольда фыркает, наливает себе кофе в щербатую кружку и вдыхает сладковатый пар.
— Так держать.
Она стоит рядом, опираясь на мое кресло, и смотрит в окно.
В такую погоду и в такой час дорога почти пуста. Идеально. Можно ехать как угодно быстро и не бояться врезаться в телегу какого-нибудь бедного фермера, уничтожив весь его урожай капусты.
Правда, такого ни разу не бывало, но все же.
Дорога вьется через луга, на которых местами растут деревья, но сейчас посадки тянутся мимо однообразной серой полосой. Судьба уже не впервые несет нас по этому пути, но в этот раз мы не сворачиваем на перекрестке, который ведет нас в недружелюбный приморский город Фейпорт или обнесенный стеной Кроухолд. В любом случае нам нельзя ни туда, ни туда — с учетом двух случаев, связанных с карманными кражами и несколькими десятками носков.
Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг внезапный холодок заставляет меня вздрогнуть. На какое-то время мне удалось отключить сознание, не думать ни о чем, кроме дождевых капель и ощущения штурвала под пальцами. Штурвал дергается вместе со мной, но я быстро сосредоточиваюсь и сворачиваю на дорогу.
Надеюсь, Исольда не заметила.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Хочешь, я поведу?
Ясно, заметила.
Я снова вздрагиваю, оборачиваюсь к ней. Исольда сидит на полу, небрежно крутит в руке один из своих ножей и делает вид, что изучает карту. Я невольно съеживаюсь.
— Может, уберешь его? У нас тут маловато места для упражнений в метании ножей.
— Тебе так только кажется.
Она слегка подбрасывает нож. Он кувыркается в воздухе, Исольда ловит его за рукоять, легко вращает и вставляет обратно в ножны.
— Хватит выпендриваться!
— Сили… — Она хватается за водительское кресло и поворачивает его. Я вжимаюсь в спинку, поднимаю на нее взгляд.
— Я же за рулем!
— Впереди несколько миль по прямой. Надо поговорить.
Я проглатываю слабые попытки протестовать.
— Я плохо спала. — Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в кожу. — Уже все в порядке.
Исольда хмурится. Между бровями собирается складка.
— Это из-за…? Ну, ты поняла.
Я беспомощно поднимаю руки.
— Не знаю. С тех пор как… с тех пор… с тех пор как я… — Я понимаю, что хочу сказать, но не могу. Дыхание перехватывает.
— С тех пор как поймала заклятие? — мягко спрашивает она.
Я киваю. Наконец голос возвращается.
— Я как будто ощущаю эту магию. И свою. И она такая… громкая.