Неблагая
Шрифт:
Пузырьки довольно быстро бьют в голову, я поднимаю глаза и теперь уже внятно вижу этого слугу — он так и стоит передо мной. Я моргаю, всматриваюсь и обнаруживаю, что это не взрослый мужчина, а мой ровесник, может, чуть старше.
Я сказала «мой ровесник, может, чуть старше» — и хочу кое-что прояснить.
Он не из тех парней, от чьих пронзительных зеленых глаз и кривоватой усмешки у меня слабеют ноги. Ничего такого.
Он просто… нависает надо мной, сверкая отражениями костра в полуприкрытых глазах. Примечательны только
Его лицо почти скрыто простой маской, но видны круглые щеки, и я бы сказала, что это детский жирок, если бы не впечатление, что даже во взрослом возрасте они останутся такими же. На нем блестящие и с виду довольно дорогие сапоги и при этом грязные и поношенные брюки. Пуговицы на униформе выглядят так, будто его наряд изо всех сил пытается удержаться на месте, но настроение парня от этого явно не портится. Он смотрит на меня поверх подноса и ухмыляется, словно знает то, чего не знаю я.
Во мне мгновенно вспыхивает ненависть и к нему, и к его дорогущим сапогам, и к его дурацкой ухмылке.
Ягодная сладость проглоченного напитка еще перекатывается у меня на языке. Впервые в жизни такое пью — очень вкусно, гораздо слаще и ярче того дешевого сидра или медовухи, которые мне по карману. Не дожидаясь приглашения, беру с подноса второй стакан.
Я надеюсь, что моя бесцеремонность заставит его уйти, пока я не опустошила весь поднос, но он вдруг одобрительно кивает. Потом обращается ко мне, но уже без этой услужливой вежливости:
— Нервничаешь?
Я проглатываю жгучую искристую резкую жидкость и кривлю рот.
— Нет.
— Просто пить хочется, да? — Он даже не вздрагивает, когда я с размаху возвращаю стакан на поднос, и заговорщически понижает голос. — Может быть, предложить тебе воды? Эта штука довольно крепкая…
— Ты вообще кто такой? — перебиваю я. Говорить громко не решаюсь, чтобы не привлекать внимания. Надо сохранять спокойствие и не делать лишних движений, иначе нас с Исольдой быстро вышвырнут отсюда за мост. А то и сдадут городской страже.
— Кто-то вроде тебя, — тихо и спокойно отвечает он, как будто сообщает тайну и не боится последствий. — Хотя мне интересно, что здесь делаешь ты.
У меня перехватывает дыхание, сердце замирает и начинает болеть. Я не вижу характерного отблеска в его глазах — не то освещение, — но откуда он знает? Я сжимаю кулаки, ладони пронзает боль.
— Подменыш? — шепчу я.
Парень отшатывается, стаканы с напитками неуверенно звякают.
— О боги, нет. Я в том смысле, что… Что мне тоже здесь не место. Ты разве не… — он умолкает на полуслове.
Я уже жалею, что выпила второй стакан, хотя и уверена, что настолько быстро меня не развезет. В голове гудит, а я пытаюсь понять, что тут происходит. Ну конечно! Жакет сидит плохо, брюки худые, показное веселье. Маскировка! Он тут тоже не местный.
Его удивление
— А ты что, правда подменыш?
Как ни странно, в его голосе звучит не обвинение, а восхищение. Мной!
Я сглатываю слюну, сдерживая гнев и пытаясь взять себя в руки.
— Нет, я пещерный тролль, просто хорошо маскируюсь. Тебе-то что?
— Да ничего. — Такое впечатление, что если бы у него не было подноса в руках, то он бы уже поднял их для защиты от звучащего в моем голосе яда. — Просто интересно. Так что ты тут делаешь?
Скрещиваю руки на груди.
— А сам? Еще слугой переоделся.
Ухмылка возвращается на лицо парня, приподнимая его круглые румяные щечки, и тут я думаю, что, возможно, поспешила с оценкой его внешности.
— Создаю некоторые проблемы.
Повисает пауза; я думаю: может, просто уйти и сделать вид, что этого разговора не было, — но он таращится на меня так, будто ждет ответа на незаданный вопрос.
Наконец он сдается.
— Твоя очередь.
Я быстро озираюсь, но на нас никто не смотрит. Наверное, следовало бы отсюда убраться, но на меня напало легкое безрассудство.
— То же самое, — шепчу я, чувствуя, как мои губы сами расплываются в улыбке, а вдоль позвоночника бегут мурашки возбуждения.
— Тогда, наверное… пора за дело, — говорит он с видом человека, которому не особо хочется браться за какое бы то ни было дело. Он, скорее, похож на того, кто хочет меня запомнить, а еще — протянуть руку и распустить мою длинную косу.
— Чего уставился? — Я проверяю, на месте ли моя маска. Что-то ведь в моем облике насторожило его, подсказало, что я не местная, а значит, надо срочно это исправить.
Он по-прежнему рассматривает меня совершенно человеческим взглядом голубых глаз.
— Я никогда не встречал подменышей, — говорит он, и его дыхание мягче дуновения ветра.
Тут меня снова охватывает ярость.
— Да наверняка встречал, — говорю я, выныривая из морока. — Большинство людей не знают, что…
Его поднос снова дрожит, стекло позвякивает, стаканы елозят, капли стекают через край, но парень беспечно наклоняется ко мне.
— Я не это имел в виду, — мягко отвечает он, но от этого не легче.
Я смотрю на свои дрожащие руки. Что угодно, только бы не встретиться с ним взглядом. Я шепчу едва ли громче, чем дышу, и снующая вокруг нас толпа шумит так, что слов не разобрать, если не вслушиваться специально.
— И что же ты имел в виду?
— Что никогда не встречал таких красивых подменышей, — говорит он, и я бы отмахнулась от этих слов, как от пустой лести, но выражение его лица кажется таким искренним.
— Рейз!
Оклик на мгновение перекрывает праздничный гомон, парень резко оборачивается на голос, и я не успеваю найтись с ответом.