Шрифт:
Небо молчаливое
Пока вы не ушли, Администратор, я должна ещё об одном вам сообщить.
Солнце было очень добрым ко мне.
«Клара и солнце» Кадзуо Исигуро
Глава 1
герой героев
I
Говорят, у белых звёзд так далеко, что и не сосчитать годами, кружатся другие миры, на этот чем-то похожие. Говорят, духи квантовой запутанности знают, как оно там наверняка. Ну, а нам остаётся жить.
В одной из множественных
С тех пор минуло много, много лет. Люди, что когда-то выдавали награду металлургам, что ругали бедных химиков, умерли, и на их место пришли другие. Вернские колонии жили тихо, работали себе автономные и далёкие, настолько далёкие, что со временем о них позабыли. Инженеры продолжали строить корабли и двигатели. Астрофизики с помощью спектрального анализа 1 искали пригодные для жизни миры. Генералитет штамповал кадры, способные эти миры покорить.
Прямо сейчас один из этих кадров сидит в приёмной секретаря Августина в ожидании вердикта прокуратора. В Тирхе, так называлась страна, прокуратор был чем-то вроде царя или президента. Он занимал самое красивое кресло на слушаньях, вещал с трибуны, носил дорогущие костюмы из шерсти и шелка и кожаные туфли, начищенные до слепящего блеска. Военным он не был, по крайней мере, прямого участия в кампаниях не принимал, для этого есть кто помоложе и подурее, кто с радостью возьмётся за импульсный клинок, кто выйдет пред толпой и скажет: в бой! И люди побегут и полетят сверхзвуковые самолёты, и двинуться армадой корабли. Звали такого дурака обычно генералом, и в генеральстве своём он был тем лучше, чем горластее. Вот прошлый продержался без малого тринадцать лет, а этот даже года не протянул, хотя наследник. Его величество. Герой героев. А вот кампанию морскую провалил. Осталась Тирха без залива.
1
Имеется в виду Доплеровская спектроскопия – косвенный метод обнаружения экзопланет, позволяющий обнаружить планеты с массой не меньше нескольких масс Земли, расположенные в непосредственной близости от звезды, и планеты-гиганты с периодами обращения примерно до 10 лет (здесь и далее примечания авторки)
– Облажался ты, – вздохнул с опаской Августин, – и весь рассказ.
– Казнят? – запальчиво бросил генерал. Бывший.
– Уволь, мы разве звери? – Августин развёл руками, причмокнул и сказал: – Сам прокуратор за тебя просил.
Этого, конечно, он не понимал, но слово прокуратора! Слово прокурора… Слово прокуратора не обсуждается.
– Так почему он отказался говорить со мной? Лично, Августин? Я имею право! Я генерал.
– Бывший.
– Скажи, как есть! – с тоской вымолвил разжалованный.
– Ты придурок, ваш’ величество, – честно признался Августин.
Августин работал секретарём прокуратора вот уже тридцать лет. Тридцать, честное слово. Прокураторов за этот срок успело смениться штук десять, а кресло Августина только примялось в точности под его зад. Скольких генералов, сколько главнокомандующих он успел повидать! Ох, боженька, с такой текучкой
Вышеупомянутый генерал генералов страшный, точно северный великан, открыл рот и ничего не сказал.
Августину же хватило и этого, чтобы побагроветь до свекольного цвета от шеи до щек. Была у него такая особенность багроветь при виде начальства пусть и бывшего. «Бывшего», – сладко тянул про себя Августин, нравилось ему это слово, ой как нравилось, точно силу давало, возвышало над самым высоким, над самым великим человеком-героем, человеком-с-мечом-и-погонами, человеком, которого нынче гонят взашей, на мёртвую Верну гонят. Довоевался, ваше величество.
– Иди к чёрту, – посоветовал ему довоевавшийся, смахивая со стола приказ и посадочный. Себя он придурком не считал. Он был зол, зол и обескуражен. За всю его громкую да не долгую двадцатичетырёхлетнюю жизнь с такой бедой он столкнулся впервые. Он брал пиратский лагерь в одиночку, он хоронил отца, он выходил на поле брани с чужим мечом, он был великим, он был везучим, но вот удача, дурная баба, покинула его, ушла туда, где больше платят.
Человек-герой, поднялся со стула, выпрямляясь во весь свой немалый рост. Августин шумно сглотнул, почти что квакнул. Одно хорошо – больше этого он всё равно не встретит. Нового им дадут генерала покладистее и дальновиднее. С этой славной мыслью Августин выдохнул, стукнул печатью по фотографии разжалованного героя, на которой тот был года на четыре моложе и килограмм на десять меньше, вытер лоб клетчатым платком и был таков. К сожалению, Августин не знал и знать не мог, во что это выльется.
Разжалованного героя звали Константином Кесаевым, под таким именем проходило его досье. Дверь секретарского кабинета хлопнула так, что пальто, повешенное с обратной стороны, рухнуло на пол, тихо подсказывая, что силы с потерей звания герой не лишился, а вот благоразумия… впрочем да чёрт с ним.
II
Он шёл к кораблю понурый и злой. Всё должно быть не так! Не так, о боги!
«Срань», – процедил герой. Мало что ли ему поражения? Под ногами чавкало сырое и холодное, ещё не весна, уже не зима – бурое варево грязи и льда, не сметённое с асфальта, бурые листья мокрые и прелые, подмороженные по краям. Полигоном лет двадцать не пользовались. Двадцать лет никто отсюда не улетал. О проклятой Верне говорить не принято, в тех облаках только яд и прогорклая память. Может и правильно? Может это и правильно? Разве другое ты заслужил? Герой.
Не зря ведь говорят: не бывает бывших героев, бывают павшие. О духи, о боги всех времен и лет, почему он? Почему теперь? Почему не дали умереть в бою? Так было бы верней, так было бы проще. Он, взлетевший так высоко и так скоро: не становятся смертные генералами в двадцать четыре, упал ещё быстрее. Все нутро его кипело и рвалось. Всё в нем обратилось горечью густой и липкой, как ни скреби в горячем душе, как ни кричи в пустой квартире, ни молоти кулаками по стенам, вот она, здесь она, мерзкая, мерзкая проедает кожу в районе груди.
Шагал он гордо и голову держал прямо, и солнце золотило его короткие каштановые кудри. Он и забыл уже, что волосы вьются, столько лет ходил по-армейски, а теперь-то что? Целый треклятый месяц тянулись суды. Нарешали политики, надипломатили. Вот приказ, а вот билет, покиньте казённое жильё в течение суток.
Ночь он пролежал без сна, ни разу ещё такого не было, обычно тело, привыкшее к лошадиным нагрузкам, вырубалось быстро и охотно, а тут! Он лежал и считал назад от пятисот. Дошёл до двухсот семидесяти, бросил включил лампу, открыл книгу – стало полегче. Утро вползло в спальню с рассветом. Шторы сделались рубиновыми, а стены золотыми. «Как будет на Верне? Есть ли там солнце?» – подумал он почти с интересом, треснул кулаком по матрасу и встал. Солнце на Верне то же самое, и шторы вероятно можно раздобыть похожие. О боги, почему он не умер? Почему?!