Небо молчаливое

Мулева Евгения

На сборы ушло минут двадцать, и то пятнадцать из них он искал синий левый носок, серые с чёрными послушно дожидались на полочке в шкафу. Следуя старой привычке, он сгреб одежду в рюкзак, упаковал в непромокаемый конверт документы, ссыпал отцовскую заначку в отцовский кошель, осмотрелся и понял, что больше здесь делать нечего. Если по-честному, в этом «казенном жилье» ему принадлежала одна щётка и та старая. Всё остальное было отцовское. Картины в широких позолоченных рамах, мраморные мадонны, хрустальные бокалы за барным стеклом, пять бутылок дорогущего коньяка. Он взял одну, протолкнул, не глядя в рюкзачную

горловину, взял и вторую, откупорил, но терпкий янтарный дух не дал ни спокойствия, ни наслаждения, коньяк обжег глотку и в пустой голове стало убийственно жарко и звонко, и больно на столько, что проще в окно. Открыть и выйти. Открыть и выйти. Константин безжалостно захлопнул дверь.

Он шёл к кораблю голодный, пьяный и очень, очень злой. Чтоб пусто вам… Чтоб… Если б мир мог треснуть от его шагов, он бы давно развалился на две дрожащие половинки. К чертям и демонам такой мир. Мир, которому он больше не нужен. Рюкзак, шинель да форменные ботинки – вот всё, что он себе оставил. Оружие конфисковали в штабе, форму и того раньше отобрали. Ну и подавитесь. В пяти шагах от него семенил молоденький солдатик, а за ним Августин – такой вот немудрённый эскорт для героя.

«Погодите, господин Кесаев!», – принеслось ему в спину. Константин оборачиваться не стал, останавливаться тоже. На взлётной полосе его ждали. Там, да осветится имя его, стоял сам прокуратор. Константин прошёл мимо, он, собственно говоря, не очень знал, куда надо идти, но предполагал, что тот единственный корабль потрепанный да крепкий, предназначен ему.

«Кесаев!» – гаркнули грозно.

Константин шагнул на трап, споткнулся.

«Кость!» – воскликнул прокуратор.

Он стукнул кулаком по двери, та распахнулась. Лишь тогда он решил обернуться, улыбнуться и заблокировать дверь изнутри.

«Пусть небо будет добрым к тебе!» – крикнули в спину.

«Добрым, – прыснул герой, – куда уж там!». Внутри корабля было темно, только дорожка под ногами мигала синим. Теперь, уже когда всё решено, спешить не хотелось. Даже просто переставлять ноги по прорезиненному полу вслед за синими огоньками не хватало сил.

Какая теперь разница, что они ему сказать хотели. Кораблик-то вот он! Гудит сволочь. Рейс в одну сторону. Внутри оказалось темно и тесно. Приклонив голову, точно арестант, Константин поплёлся в рубку. Интересно пилот там есть? Может подговорить его сбежать? Полетят куда-нибудь к морю.

– Доброго утречка! – сказал пилот, щуплый дедок, как его такого в отставку до сих пор не отправили? Или он единственный из всей Тирхи межпланетными кораблями управлять умеет?

– Здрасьте.

– Садись, герой, пристёгивайся. Что власть имущих обижаешь?

Константин молча сел и молча пристегнулся.

– Ну сиди, сиди. Ща тряхнет. А дальше полегче будет. Что про Верну знаешь?

Грубый ландшафт, усеянный останками вулканических пород. Люди живут на станциях, парящих в верхних слоях атмосферы. Была колония – стал ад.

– Что меня туда сослали.

– А-а, – протянул пилот. – Ага, – кивнул пилот. – Ну, пристегнулся? Молодец. Взлетаем! – беспечно объявил он. – Значит, расскажу сейчас. Ух!

Все зарябило, затряслось и загудело, закачало, заворчало. Заворочался коньяк, комок желчи поднялся к горлу. Константин попытался зажмуриться, вспомнил, что обычно от этого

становится ещё хуже. Пилотишка покосился на него, поцокал, но милостиво промолчал.

Минут через двадцать, когда трясти перестало, а мерцать стало нечему, Константин отрубился. Тревожный рваный сон укрыл его от пилота, от космоса, тряски и прокурора с Августином.

– Добро пожаловать на Верну, господин Кесаев! – отрапортовал пилотишка. Константину захотелось наружу, вырваться, выпрыгнуть прямо в эти грузные, в эти жёлтые серные облака.

Корабль подплыл к станции. В динамике зашипело приветствие. Тяжёлые створки разъехались, пропуская их вовнутрь газового шара.

– Снаружи тефлон, – бормотал пилотишка. Папка с документами, точно калённая, жгла ладони. – Защищает от неблагоприятного воздействия атмосферы.

«Да, заткнись ты», – хотелось рявкнуть, но силы оставили. Он точно замер оледенел внутри, а может умер, и это не Верна, а ад за бортом. Что б Верне не быть адом? Кругом жара и яды. «Значит, это я заслужил?» – подумал Константин.

Корабль встал, и его попросили наружу. Прощаться с пилотом Константин не стал, смотреть печально вослед кораблику тоже. Ему всё ещё было тошно. И голова в придачу болела от перегрузок, похмелья и голода. Он оказался в каком-то ангаре, где кроме Тирхского стояли ещё семь кораблей.

«Люди живут на станциях», – вспоминал Константин. Было ему от этого ни тепло, ни холодно. Живут и живут. Он тут причём? Не увидит больше неба и весны не увидит. И, собственно, что?

Из ангара его доставили прямиком в местное министерство, в лаконично серый барак в четыре этажа. «Станция, – думал Константин, – просто город какой-то. Разве что неба не видно». Вместо неба над головой где-то томительно высоко маячили белые лампы. Крутить башкой по сторонам желания не было. Он просто вышел из машины и вошёл в лифт, вышел из лифта – попал в кабинет. Само время сделалось тусклым и быстрым, и мыльным каким-то.

– Добрый день! Добрый день! – сказали ему на входе. – Нечасто к нам гости из Старого мира заглядывают. Ну, вы проходите, господин Кесаев.

– Вы знаете моё имя?

Откуда бы ему знать? Сигналы до Верны идут долго. Константин попытался вспомнить сколько, не вспомнил. Ну черт с этими сигналами. Странно, что этот в курсе и откуда Константин и зачем.

– Знаю. Вы присаживайтесь, генерал.

Он сел, придвинув стул поближе к столу.

Начальник полиции был худ и невысок, светловолос, уже не молод, ещё не стар. Он выглядел совершенно скучным и ни капли не опасным. Такие люди хороши, когда сидят смирно на своих постах да они обычно высоко и не смотрят. Константин отменил всё это по привычке и широко зевнул, потер виски и сказал:

– И как давно вы знаете о моём прибытии?

– Неделю, – пожал плечами начальник. – Может чуть меньше.

А суд когда был?

– Значит, – протянул Константин. Что-то мерзкое зрело внутри, зрело-зрело и вызрело, – значит, – он ухмыльнулся, – прокуратор обо мне позаботился.

– Значит так, – добродушно поддакнул начальник. – А теперь давайте о делах поговорим.

– Давайте, – согласился Константин, выкладывая на стол треклятую папку.

– Я готов принять вас в наше ведомство. Работа, конечно, хлопотная, но местами интересная. Жильё будет. Тут неподалёку.